Где живут счастливые? - страница 50

Кавалер трёх орденов Трудовой Славы живёт себе потихонечку в Синезёрках. Туго завязаны в старую косынку все ордена и куча грамот. Все они, грамоты, золотом по глянцевой бумаге: «За большие заслуги...» Все одинаковы и безлики. И опять про время торопливо подвёртывается на язык. Время такое было, время! Мелькало, как в гигантском телевизоре, определив себе в правду то, о чём договорились. Только вот когда договаривались, Тарасенковой рядом не было, месила она в это время резиновыми ботами грязь среди сосен. А заботы возникали, даже в голову не приходило воспользоваться статусом «кавалера». Не знала даже, ЧТО можно воспользоваться. И про то, что «кавалеры» без очереди обслуживаются, вряд ли знала. И про депутатские залы в аэропортах, и про бронь на поезда, и про вагоны СВ, и про спецраспределители.

Та самая казённая площадь - по сей день её. Полдома за стеной опустели, и продувает Тарасенкову, и сырость мучает, и крыша ремонта просит. Раздобыла ей как-то давно, в то самое, ещё застойное, время, соседка памятку персональных пенсионеров союзного значения. Тарасенкова под неё подпадала. Там и про дополнительную площадь аж до двадцати квадратных метров было. Как раз бы те полдома - да утеплить, да порядок навести.

Ходили,  спрашиваю, - добивались?

Да не собралась как-то...

Почему?..

Плачу.

Вот так. Всю жизнь работая, не разгибая спины, поверяя слёзы свои и сетования лесной чаше, она совершенно не освоила необходимую современную науку вертеться. Кто не искусен в ней, тому несладки наши будни и праздники. До секретарш, бывало, доходила. Но перед их незамутнённым взором робела, проклинала своё намерение и торопилась обратно, глотая на лестнице горькие слёзы.

Ни медведей, ни волков, ни топора озверевшего пьяницы не испугалась, а пошла из ремонта холодильник брать, глаза разбежались, не найдёт никак свой среди десятка похожих. Приёмщица в крик - совсем, бабка, ослепла, свой холодильник не помнишь. Растерялась ещё больше, слезу сглотнула - и ушла. И по сию пору не вернулась.

Воздали мы с лихвой тому времени. Изобличили дутых героев, отточили иронию свою на президиум- ных биографиях. Но очень уж согрешили, под одну гребёнку постригли тех самых людей, которые, смущаясь и мучаясь, принимали высокие награды, искренне удивляясь в душе, что не нашлось более достойных. Они прятали награды подальше и продолжали делать своё дело по совести, как и прежде. А попрекнёт кто, обидит походя, словом грубым отметит, так и вовсе сожмутся в комок и годами залечивают свою рану. И рубцы от неё, как от топора, навечно...

Одно хорошо: прошла мода на пионерские сборы с приглашением героев труда и просьбой рассказать, как добились... Заплакала бы Антонина Павловна и всё равно ничего бы не рассказала.

ВРЕМЯ СОБИРАНИЯ СМОКВ

       Пили. Показалось мало. И тогда он вспомнил про материно обручальное кольцо. Она как-то обмолвилась: „Отдам ювелиру, крестик получится, тебе от меня – память“.

       Жди меня здесь, – приказал собутыльнице. – Я сейчас...

      Хорошо загрузились. Кольцо толкнули удачно, быстро подвернулась бойкая покупательница, смекнула, что к чему, раздумывать не стала, быстренько отсчитала купюры и скрылась. Ещё бы, почти задаром широкое золотое кольцо, повезло. А им-то как повезло! Не только на выпивку, на хорошую закуску хватит, и назавтра – опохмелиться. Он привёл свою "зазнобу" в пустую квартиру друга (договорились) и стал быстро вспарывать консервные банки, расставлять на столе снедь, по центру – успевшую запотеть в холодильнике бутылку приличной водки – может позволить себе, раз деньги есть. Пили, закусывали, потом спали, устав от поспешных пьяных ласк, в обнимку на старой продырявленной софе, потом открыли вторую бутылку. Девушка жадно ела бутерброды с колбасой, он смотрел на неё и вдруг почувствовал подступающую ненависть. Знал: с ним бывает такое от долгой выпивки. Сначала кураж, потом короткое тупое довольство, потом пустота, а из неё, из пустоты этой, накатывалась, накатывалась, как из чёрного длинного туннеля стремительно мчащийся локомотив –парализующая сознание ненависть. Притащилась за стакан, переспала за стакан, а строит из себя... После первой Ахматову читала, строила из себя, а сама за стакан...