Гексаграмма - страница 5

Открытая терраса, навес — совсем как в Аместрис.

Это, а также то, что хозяин понимал по-аместрийски, все наводило на мысли, что кафе по вечерам облюбовали контрабандисты, но сейчас, днем, было тихо. Да и надо же где-то поесть?

Меню вот только не вполне знакомое, но когда и не окунаться в экзотику? Привыкать надо.

Чтобы привыкнуть с гарантией, Зампано и Джерсо заказали тройные порции.

— Угу, — сказал Ал, неуклюже подцепляя палочками лапшу. — Да и ты с ним знаком. Помнишь парня, который сначала был с гомункулусами, а потом перешел на нашу сторону? С ним еще были два воина, старик, который потом погиб, и девушка с автопротезом?

— Лина Яо? — Зампано отставил в сторону литровую кружку с кисловатым ягодным соком.

— Помню, как же.

— Угу, — сказал Джерсо, прожевав: учитывая размеры ухваченного им куска, это было героическим деянием. — Так он же вроде принцем был?

Двенадцатым? Так и орал, «я, мол, двенадцатый».

— А теперь императором стал, — кивнул Ал.

— Молодец, — восхитился Джерсо, то ли искренне, то ли с сарказмом.

— Шустрый товарищ, — с похожей интонацией поддержал его Зампано. — Нахрен он тебе сдался?

— Я не думаю, что он убил всех предыдущих претендентов. Не его стиль. И нужен мне не совсем он… Я ищу Мэй Чань, она должна быть где-то при нем. Или он хоть знает, где она.

— Принцессочка-то? — уточнил Джерсо. — Они же кровные враги.

— Он ей покровительство пообещал, когда забрал философский камень. Тоже политика, я думаю…

Зампано захохотал.

— Когда парень берет под покровительство хорошенькую малышку, тут обычно не до политики.

Смотри, Альфонс: два года не виделись, как бы тебе не опоздать… со своей алхимией.

Джерсо поддержал его веселье.

— Да ну вас, — в меру обиженным тоном возмутился Ал. — У меня чисто научный интерес! — чем, естественно, вызвал новую порцию похрюкиваний и всхлипов. — Да она ребенок совсем!

Тут местный хозяин — маленький человечек с печальным лицом — приблизился к посидельцам и с поклоном протянул Алу сложенный вдвое листок бумаги.

— Дама вот за тем столиком велели кланяться, — произнес он по-аместрийски довольно чисто.

Все трое гостей как по команде поглядели в направлении «вон того» столика. Некая особа статуэткой примостилась в тени, за угловым столом… и как они раньше ее проглядели?.. Позор! Проглядеть такую — преступление!

Изящество движений, белизна кожи, чернота волос, карминовая помада на губах…

Волосы дамы были убраны в два широких кольца на висках и закреплены шпильками с головками в виде фиалок. Под синским ципао[4], темно-фиолетовым с белой вышивкой, она носила не широкие, а узкие и прямые — аместрийские — брюки. Ей, должно быть, исполнилось не больше двадцати пяти лет. В захолустной чайной она выглядела залетной птицей.

Джерсо сложил губы трубочкой, словно хотел присвистнуть, да раздумал. Зампано издал странный крякающий звук. Ал развернул бумагу и прочел (написано было по-аместрийски, без ошибок): «Не уделит господин Эдвард Эллек пару минут своей давней поклоннице?» И подпись — пара иероглифов, которые Ал сперва прочел как «маринованная вишня», потом как «цветочный челн», а уж потом сообразил, что девушку зовут Дайлинь.

— Что? — фыркнул Зампано, пробежав глазами протянутый Алом листок. — Они твою фамилию переврали?

— Наверное. А заодно меня с братом перепутали… — немного растерянно кивнул Ал.

— Дамский любимец твой Эдвард, — продолжал веселиться Зампано. — Гляди, не упусти ситуацию!

Джерсо, однако, насторожился.

— А что, твой брат имел дела с Сином?

— Чего он только не имел… Помните, я в 1915-м где-то на полгода его упустил из виду. Все могло быть.

Да, все могло быть. И Эд мог не рассказать о знакомстве с роковой красоткой из каких угодно соображений… стеснялся, допустим. Или забыл. Он ведь имеет свойство быстро забывать о людях и событиях, которые «не относятся к делу».

Ала смущало вот что: исходя из того, что он читал про Син, такая вот записка — это как для аместрийки вальяжной походкой подойти к столику, спихнуть с него посуду и усесться на край, закинув ногу на ногу.

Слишком смело. Делает авансы, даже не будучи с ним знакомой?

— Не нравится мне это, — пробормотал Джерсо.