Генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев (1830–1904). Портрет на фоне эпохи - страница 13
.
В 1844 году французскому правительству был представлен вариант штуцера, который, после доработок, был принят на вооружение стрелковых батальонов в 1846–1848 годах. Он был тяжелее и дороже гладкоствольного ружья и уступал ему в скорострельности (четыре против пяти)>103. В 1851 году в английской армии начали вводиться и винтовки новой, усовершенствованной формы, позволяющей использовать пули системы Минье>104. Одновременно начались эксперименты по введению винтовки уменьшенного калибра. Первоначально остановились на 5,777 линиях (14,681 мм). Разные виды винтовки такого образца были приняты на вооружение в 1852-м и в 1853 годах>105. Большая часть британских войск, отправленных в Крым, получили их только перед погрузкой на корабли и смогли впервые опробовать их только во время стоянки на Мальте>106.
В результате в Крым французы пришли с линейной пехотой, вооруженной гладкоствольными ружьями, зуавы и гвардия имели нарезные ружья, а стрелковые батальоны – штуцеры, примерно такая же картина была у сардинцев (у них на роту линейной пехоты полагалось 30 штуцерников, берсальеры также были вооружены штуцерами), и только у англичан и линейные, и стрелковые части, и гвардия были вооружены нарезными ружьями>107. Это был результат процессов, которые шли во всех армиях, не исключая и России.
В 1840 году в русской армии для стрелковых батальонов был введен штуцер по английскому образцу, а в 1845-м – ударная система для прочего солдатского огнестрельного оружия по французскому образцу>108. Штуцерами были вооружены стрелковые батальоны, постепенно росло количество штуцерников в линейной пехоте. В 1854 году их было 26 на батальон, в конце 1855 года – 26 на роту. Проблема была, в частности, и в том, что стоявшие на вооружении в России штуцера к началу 1850-х годов уже были устаревшими>109.
Проблема все же не ограничивалась количественными показателями. Модернизация поначалу приводила скорее к увеличению скорострельности, чем дальнобойности ручного стрелкового оружия. В принципе, в мобильной войне того времени, предполагавшей быстрое сближение значительных масс на поле боя, скорострельности придавали гораздо большее значение. Нарезные винтовки, или штуцеры, заряжавшиеся с дула, значительно уступали ружьям по скорострельности, превосходя их в дальности боя.
Количество же «штуцерных» в России перед войной почти равнялось легкой пехоте Франции и Австрии, вместе взятых. Но французам и англичанам не нужно было защищать свои национальные границы – они практически были неуязвимы для России. Союзники смогли безболезненно увеличить количество легкой пехоты в своей действующей армии и, таким образом, достигнуть значительного перевеса над русскими войсками. Так, под Альмой из 34 тыс. русских солдат только 2 тыс. было вооружено штуцерами, тогда как 58 тыс. англо-французов имели 15 тыс. штуцеров>110. Недостаток оружия заставил русскую армию рассредоточить свои силы по направлениям возможных ударов.
К сожалению, современники нечасто задавались вопросом, что же значит для России быть готовой к войне. Воспитанные в традициях николаевской системы, многие наследники 1812 года привыкли гордиться военными победами, поэтому поражения в Крыму и сам факт возможного (!) нападения на Петербург потрясли мировоззрение целого поколения. Новости воспринимались только эмоционально.
Можно привести в пример реакцию военных на сдачу Бомарзунда его комендантом генерал-майором Я. И. Бодиско. Слишком необычным был этот случай в русской армии. Солдаты и офицеры гарнизона поначалу отказались выполнять приказ о сдаче>111. В столице даже начали толковать о предательстве>112. «Из всех неудач, которые до сих пор мы испытывали на разных театрах войны, ни одна не произвела у нас такого тяжелого впечатления, как потеря Бомарзунда (4 (16) августа 1854 года. – О. А.). Как-то особенно казалась прискорбною сдача в плен (выделено Д. А. Милютиным. – О. А.) гарнизона крепости, хотя, в сущности, и не было ничего позорного для чести нашего оружия: войска держались, пока было возможно, и отдали неприятелю одни развалины»