Генерал-фельдмаршал Голицын - страница 48

стр.

Но речь императора стала теперь спесивой и гордой: но всему чувствовалось, что он уже не нуждается в русской помощи, как десять лет назад. Благодаря славным викториям принца Евгения Савойского, имперские войска заняли уже всю Венгрию, Трансильванию и перешли за Дунай, в Сербию. Теперь можно было заключать выгодный мир с турком, о чем уже велись тайные переговоры через английского посла в Стамбуле. Но московитам до поры до времени можно было об этом не говорить. В интересах Габсбургов было, чтобы Москва и дале продолжала войну с турками, отвлекая внимание султана от европейских дел. Ведь вот-вот мог умереть испанский король, бездетный Карл Габсбург, а Леопольду очень хотелось усадить на испанский трон своего младшего брата и захватить владения в Италии и Фландрии. Но того же хотел и французский король Людовик XIV, мечтавший видеть на троне в Мадриде Филиппа Бурбона. И хотя с Францией только что был заключен мир в Рисвике, все европейские политики понимали, что этот мир был всего лишь кратким перемирием, за которым могла начаться великая война за Испанское наследство. А московиты пусть и дале воюют с турками!

Поэтому император Леопольд охотно говорил с Шереметевым о покорении Азова и днепровских городков, об усилении русского флота на Азовском море и скором завоевании царем Петром и его отважными генералами Керчи и всего Крыма.

Не без внимания осталися и слова Шереметева о его желании поклониться христианским святыням в Риме, и вскоре после императорской аудиенции к боярской свите был приставлен отец иезуит, доктор Вольф, который мог лечить не только тело, но и душу.

Переход московского боярина из православия в лоно Католической церкви был первой целью отца иезуита, о чем он получил строгое предписание и от главы ордена святого Игнация Лойолы[15] из Рима. На первый взгляд доктору Вольфу сие показалось вполне возможным. Боярин охотно причислил доктора к своей свите, а в разговорах неоднократно говорил о своем желании посмотреть святые мощи в италианских городах и получить аудиенцию у самого святейшества. С тем они и отправились из Вены в Италию, где боярин намеревался посетить сначала еще одного союзника по антитурецкой Священной лиге, Венецианскую республику.

* * *

Путь в Венецию шел через заснеженные альпийские горы, и у Бориса Петровича неоднократно замирало сердце, когда легкие санки скользили по хрупким мостикам, переброшенным через глубокие пропасти. Сорваться туда — и конец всем честолюбивым помыслам! Боярин закрывал глаза, хотя не раз бывал в сражениях и стоял рядом со смертью, но такого ужаса николи не испытывал. Сопутник его, князь Дмитрий, и тут поражал боярина своим хладнокровием! Голицын словно и не ведал опасности и заглядывал в альпийские бездны с видимым любопытством. Другой сопутник, доктор Вольф, понятное дело, все время шептал молитвы. Молился и боярин — и вся-то разница, что один молился по-латыни, а другой по-славянски.

И то ли молитвы помогли, то ли добрые кони вынесли, но, слава Богу, крутые Альпы остались позади, и настоящий земной рай открылся в весенней Италии. Был еще Март, а все уже стояло в цвету, и теплый ветерок с Адриатики овевал Венецию, поднимая белые барашки на узких венецианских каналах.

Венецианский сенат встретил Бориса Петровича с непомерной щедростью. Ему не только предоставили палацио на набережной Ривадельи-Скьявони, но и презентовали боярина и его свиту сахарами и конфетами на ста восьмидесяти блюдах, выставили за счет сената шестьдесят пузатых бутылей кипрского и сицилийского вина, щедро поставили цитроны в сахаре, свежую рыбу и мясо.

Правда, венецианского дожа Борис Петрович не застал: Франческо Морозини находился со всем боевым флотом в Морве, где осаждал турок в Афинах.

— О, наш дож Морозили великий воин и флотоводец. Еще три года назад Морозини наголову разбил турецкий флот в Эгейском море, затем высадил десант и захватил полуостров Пелопоннес. За эту неслыханную викторию наш сенат даровал ему звание Франческо Пелопоннесский… — важно разъяснял Борису Петровичу сенатор Вентури, приставленный к нему правительством республики. Переводчиком служил маленький и юркий купчишка Гваскони, коего Борис Петрович знавал еще по Москве. В Россию Гваскони доставлял итальянские шелка, фряжские вина и венецианское стекло, а в Венецию, Флоренцию и Рим вез на своих кораблях московские товары: икру паюсную красную и икру черную, мачтовый лес и сибирские меха. Торговля была выгодной, и по своим торговым делам купец многократно бывал в Архангельске и Москве, где выучился свободно болтать по-русски. Родную Венецию Джузеппе Гваскони знал как свои пять пальцев и охотно показывал боярину и Голицыну все ее достопримечательности: Дворец дожей и площадь Святого Марка, главный городской театр Сан Бенедетто, бесчисленные церкви и монастыри в шести районах, на которые была поделена Венеция. Четыреста мостов были перекинуты через ее каналы, вода в которых в лунные ночи словно переливалась серебром. Через сенатора Вентури неутомимый Гваскони получил для боярина разрешение на осмотр городского арсенала с его бесчисленными верфями, на которых работало шестнадцать тысяч мастеров-корабельщиков. Именно здесь строились грозные венецианские галеры.