Генерал-фельдмаршал Голицын - страница 78
— У неприятеля от силы две тысячи пехоты, — опытным взглядом окинул Левенгаупт боевой порядок Шереметева и приказал своему начальнику штаба: — Пусть московиты атакуют первыми! А когда их драгуны расстроят ряды — мы ударим с холмов и сомнем их пехоту!
Борис Петрович со свойственной ему основательностью созвал перед боем военный совет. На сем консилиуме присутствовали генерал-майор Боур и драгунские полковники Игнатьев и Кропотов. Было решено по предложению самого фельдмаршала первыми баталии не начинать, а выманить шведов с их крепкой позиции.
В центре русской линии стал сам Шереметев с двумя полками пехоты, которые ему удалось все же увести-таки из-под команды Огильви, слева стали драгуны генерала Боура, справа драгунские полки Кропотова и Игнатьева.
Баталии в тот злополучный день в штабе Шереметева и не ждали. Дело, однако же, завязалось внезапно. Раздалась вдруг пальба на правом фланге.
— Скачи туда немедля, узнай, что деется?! — приказал Шереметев своему адъютанту, но Чириков не успел завернуть и коня, как вдруг подскакал полковник Кропотов и закричал:
— Уходит швед, господин фельдмаршал, по рижской дороге бежит! Драгуны Игнатьева у шведских рейтар уже на хвосте висят. Ежели сейчас ударить, то и весь корпус Левенгаупта с холмов побежит!
Белое пыльное облако и впрямь стремительно удалялось по рижской дороге.
А тут еще и шведская пехота на холмах сделала поворот кругом и скрылась на другой стороне возвышенности.
— Бегут! Ей-ей, бегут! — радостно возопил недавно приставленный к фельдмаршалу его новый начальник штаба генерал-майор Чамберс. — Сейчас или никогда, господин фельдмаршал, прикажи трубить атаку!
И Борису Петровичу ничего не оставалось, как согласиться с Чамберсом и Кропотовым.
Дале все он вспоминал как в страшном сне. Оказывается, шведы и не думали бежать, и ровные ряды их многочисленной пехоты вновь явились на гребень холмов и ударили сверху на два слабых пехотных полка Чамберса, прорвали их и после жестокого боя овладели русской батареей в 13 пушек. На левом же фланге драгуны Игнатьева и казаки, отогнав шведских рейтар, наткнулись на богатый шведский обоз и занялись, само собой, неприятельским имуществом. Шведские рейтары меж тем тоже возвернулись с рижской дороги, смяли драгун Кропотова и побили казаков в обозе.
Хорошо еще левое крыло русских держалось прочно.
Борис Петрович сам прискакал к Боуру, велел посадить драгун на коней и бросил их в атаку отбивать батарею. Пушки, однако, отбить не удалось, и к вечеру Шереметев велел и коннице и пехоте отступить, чтоб в ночи людей не терять.
Шведы их не преследовали. Прикрываемые драгунами Боура, русские отошли.
Через день шведы вошли в Митаву, где их с радостью приветствовал местный гарнизон. Левенгаупт немедля протрубил о своей виктории в главной шведской квартире — Стокгольме. Из шведской столицы новость о новой виктории над московитами полетела и в Лондон, и в Париж, и в Вену. Впрочем, после первой Нарвы там уже не дивились шведским победам над дикими московитами. Ждали только, когда сам Карл XII со своей главной армией, покончив с этим безумцем Августом, повернет на широкую московскую дорогу.
Левенгаупт две недели праздновал в Митаве свою викторию. Правда, пришлось отпевать в костелах столицы Курляндии столько убитых солдат, что праздник стал более похож на панихиду. Лазутчик сообщал Борису Петровичу из Митавы, что «веселость» его противника «была не от сердца, понеже они много добрых офицеров и солдат потеряли». Даже английский посол Витворт узнал о больших потерях Левенгаупта и доносил в Лондон, что хотя «победа осталась за шведами, но победа та кровавая, так как они потеряли множество солдат и несколько храбрых офицеров убитыми и, кроме того, насчитывают несколько сот раненых».
И сам Левенгаупт, когда подсчитал, что его корпус уменьшился чуть ли не вдвое, здраво рассудил, что победа его пиррова, и, когда узнал, что на подкрепление Шереметеву поспешает русская гвардия и дивизия Репнина, предпочел боле не рисковать в открытом поле и отошел от Митавы к Риге. Гарнизон Митавы, полагал Левенгаупт, и сам отобьет все атаки русских, имея на стенах фортеции триста пушек.