Генеральная проверка - страница 35

— Армия должна стоять в стороне от политики. Предлагаю, чтобы это ведомство возглавил господин профессор.

— Что вы делаете, господа? Не слишком ли большое бремя вы перекладываете на мои плечи?

— Соглашайтесь, господин профессор, — уговаривал его генерал, — ведь это же временно! К тому же вы опытный политик.

— Благодарю вас, господин генерал, хотя, как говорится, для чужой спины и сто плетей — не порка… — И профессор улыбнулся во второй раз. — А теперь посмотрим, кто возглавит министерство правосудия. Как юристу, этот пост больше всего подходит господину Бобошевскому. Мне думается, он самый подходящий для этого, министерства человек.

— Нет, господа, — решительно возразил Боян Смилов. — Я не согласен, чтобы Цвятко возглавлял министерство правосудия. В таком случае что останется нам, национал-либералам?

— Эх, господин Смилов, вы, национал-либералы, всегда на самые жирные куски заритесь, — усмехнулся Бобошевский. — Оставьте и нам что-нибудь.

— Я возражаю, господа! — не унимался Смилов. — Мы всегда были для вас пятым колесом в телеге. Я не хочу, чтобы и на этот раз вы оставили нас в дураках.

— Прошу вас, господин Смилов, — робко попытался урезонить его профессор. — Все шло так хорошо, без ссор. Так и дальше надо все делать. Ссоры ни к чему хорошему не приведут… Как видите, я согласился руководить тремя министерствами, а у меня еще и пост премьер-министра — и все это в интересах дела. А вы затеваете ссору! Так нельзя! Прошу вас, договоритесь между собой, а то как-то неудобно получается. Мы же культурные люди. — Он умолк, но, поняв, что соперники не договорятся между собой, предложил: — Господин Бобошевский, а почему бы вам не взять министерство торговли? Очень прошу вас уступить министерство правосудия господину Смилову. Давайте не будем с самого начала затевать склоку. Нехорошо это. Очень вас прошу!

— Ладно, господа, — согласился врачанский адвокат. — Так и быть, буду довольствоваться малыми раз уж я опоздал к началу этого заседания. Но дело не в этом!

Профессор с облегчением вздохнул, словно с его плеч свалилась гора:

— Вот и договорились, и слава богу! Стоянчев назначается министром общественных зданий и благоустройства. Об этом мы сообщим ему дополнительно. Он человек покладистый, согласится… А теперь, господа, перейдем к составлению указов!

— Господин профессор, — подал голос журналист, — не сделать ли нам небольшой перерыв? Все устали.

— Перерыв?

— Да, господин профессор.

— Что ж, это можно. Разомнемся немного и выпьем кофе. Как вы считаете, генерал?

— Я не устал. Но если вы устали, не возражаю. Пойду на кухню варить кофе. Окон прошу не открывать. И пусть горит только ночник!

— Так точно, господин генерал! — выкрикнул кто-то по-солдатски.

Все рассмеялись и поднялись из-за стола. Генерал ушел варить кофе.

В то время как генерал готовил на кухне кофе, его молодчики уже маршировали по улицам Софии. Бесшумно покинув казармы 6-го пехотного полка, они быстро шатали по притихшему городу. Они шли в надвинутых на лоб стальных касках, в кованых сапогах, с заряженными «манлихерами» и примкнутыми штыками — в полном боевом снаряжении. Они шли в темноте ночи, покорные и безропотные, не зная, куда их ведут.

Хроникеры оставили много воспоминаний об этих днях. Некоторые из них называли переворот реваншем и актом патриотизма, делом чести и услугой отечеству. Но на самом деле это было насилием, коварным обманом, ночным разбоем.

Рассказывали, что Стамболийского и его министров взяли среди ночи, прямо с постелей. Им тыкали пистолетами в грудь, слепили глаза светом электрических фонариков и бросали короткое: «Руки вверх!»

— Господа, здесь какое-то недоразумение!

— Нет!

— Я военный министр!

— Вот вы-то нам и нужны.

— Я протестую!

— Мы доложим о вашем протесте куда следует! А сейчас — шагом марш и не рассуждать… Какой же вы военный министр, если даже маршировать не умеете?!

Их толкали прикладами, грубо хватали за пижамы и с криками «Попался, голубчик!» заталкивали в крытые грузовики, уже переполненные другими чиновниками, полицейскими начальниками, лидерами политических партий. Избитые и оглушенные неожиданностью всего происходящего, они пребывали в состоянии полнейшего оцепенения.