Генеральная проверка - страница 39

А пение продолжалось. Утерев слезы и залпом осушив рюмки с коньяком, принялись за дело. Вот тогда профессор и положил руку на плечо журналиста, но уже не как журналиста и редактора газеты, а как министра железных дорог, почт и телеграфа, и сказал ему:

— Господин министр, пора приниматься за дело!

— Неужели? — удивился журналист. — Я как-то растерялся.

— На нас смотрит Болгария! — продолжал профессор, надевая пальто. — Мы обязаны быть достойными ее!

— Куда мы едем?

— Во дворец Врана! К его величеству! Он должен подписать указы о нашем назначении.

— Но простите, господин профессор, вы же знаете, что я, будучи социалистом, остаюсь принципиальным противником дворцового церемониала!

— Нет, господин министр! Оставьте свои социалистические принципы на вешалке! В данный момент перед нами стоит труднейшая задача, выполнение которой требует большого умения и ловкости. А вам их не занимать!

— Благодарю, господин премьер! — поклонился министр железных дорог, почт и телеграфа. — Я постараюсь.

И только после этих слов журналист надел пальто и сказал:

— Вот и тебе, моя ветхая одежонка, предстоит мучительная встреча с дворцовым этикетом.

На дворе уже светало. Занималась заря, как пишут летописцы, и полная напряжения ночь уступала место новому дню. Еще немного — и солнце осветит зубцы Витоши. Проснутся люди и начнут свой путь на Голгофу.

А пока улицы были пусты и безлюдны…

Столица проснулась уже будучи на осадном положении. Воинские подразделения охраняли важные правительственные здания. По улицам сновали патрули. Над зданиями дворца и совета министров развевалось трехцветное знамя.

В это раннее утро девятого июня заговорщики готовились посетить дворец Врана. Как известно из документов, в двух автомобилях, эскортируемых гвардейским эскадроном, находились профессор Цанков, Боян Смилов, журналист и полковник Цанев, бывший начальник дворцовой охраны. В первом автомобиле ехали профессор, Боян Смилов и полковник Цанев. Во втором — журналист и некто капитан Каракулаков.

Машины и гвардейский эскадрон направлялись по бульвару Царя Освободителя. Кортеж двигался медленно и торжественно. В тишине улицы ритмично раздавалось цоканье копыт. Не было ни оваций, ни криков «ура». В дневнике, на который мы уже неоднократно ссылались, записано: «…Город будто вымер. И только торжественный галоп эскадрона эхом отдавался в стенах домов и каменным водопадом низвергался в улицы». Далее автор пускается в подробное описание чувств, которые волновали его и мучили в «этой торжественной обстановке безмолвной покорности, — чувств отчужденности и отвращения ко всему, ощущения собственной слабости и беспомощности, даже своей вины и мучительных попыток проникнуть в мысли и волнения этих обветренных и загоревших под солнцем солдат в ранний час того исторического утра». «Понимают ли они смысл драмы, в которой молчаливо участвуют? — задает он вопрос. — И не получится ли так, что завтра, когда всем станет ясно, что же произошло, в их крестьянские сердца закрадется сожаление о случившемся?..» Вопросы, вопросы, вопросы!..

А утро было поистине великолепным! Кортеж торжественно и размеренно продолжал свое движение по длинному бульвару. По обеим его сторонам цветущие каштаны раскинули свои кроны. От парка доносился аромат цветов и сосновой смолы. В листве деревьев самозабвенно пели птицы. Тяжелые мысли и чувство раздвоенности постепенно уступали место радостному настроению. Брали верх мысли о долге перед будущим.

— Запомните, капитан, — говорил журналист, глядя на эскадрон, — сегодня мы с вами пишем историю Болгарии.

— Вы совершенно правы, господин министр!

— Посмотрите на онемевший город. На мертвые дома. А этот торжественный галоп эскадрона. Об этом будут слагаться и песни, и стихи! Естественно, сейчас мы еще не в состоянии до конца осознать смысл случившегося, но после того как улягутся страсти, станет возможно отделить праведные дела от неправедных… Что там происходит? Ах, это одна из лошадей поскользнулась и упала на желтой брусчатке. Смотрите, как быстро выбрался кавалерист из-под упавшего коня, как поднял его на ноги и снова в мгновение ока вскочил в седло! Какая ловкость!