Генеральная проверка - страница 53

стр.

— Болгарии верно́, господин генерал! Могу я вас со всей определенностью заверить, что Болгарии верно́!..

— Я спрашиваю конкретно о Плевене, а не о Болгарии.

— А мы, дорогой, куда ветер подует, туда и склоняемся… — вмешался в разговор третий голос. — А вы с кем?

— Немедленно положи трубку!

— Сам положи, обезьяна! И передай генералу Русеву привет от бучуковского старосты. Он меня хорошо знает еще с войны, когда мы с ним вместе от англо-французов под Добро-Поле драпали…

— Алло! Кто это говорит?

— Главный диктатор села Новачене, господин генерал. Он вам еще покажет!

Генерал снова бросил трубку и свирепо глянул на адъютанта:

— Я еще раз спрашиваю вас, поручик, власть в наших руках или нет?

Вопрос повис в воздухе. Долго никто не мог на него ответить. Много лет спустя ответ дала история:

«Фашиствующие бандиты, захватившие власть в результате ночного переворота, пытались обмануть народ разглагольствованиями о «порядке, спокойствии и социальном прогрессе». Они выдавали себя за представителей «всех слоев народа», за его спасителей от «тирании земледельческого правительства»… и утверждали, что пришли к власти «конституционным путем»… Но им не удалось обмануть трудящиеся массы, которые инстинктивно поняли: грозящую им опасность и поднялись на вооруженную борьбу против фашистского правительства… Восстание рабочих и крестьян охватило всю Болгарию, но с наибольшим размахом оно развернулось в Плевенском и Шуменском округах…»

Генерал Иван Русев и профессор Александр Цанков со всей своей сворой, включая и царя, отлично знали обо всем, что происходило в селах и городах несчастной Болгарии. Поэтому они сутками не отходили от телефонных и телеграфных аппаратов, диктовали приказы, угрожали, отдавали распоряжения… А когда профессор Цанков доложил, что в Плевене положение критическое, генерал чуть не закатил истерику. Он воткнул нож в карту и закричал, что не успокоится до тех пор, пока не сровняет с землей этот проклятый край… Тысячи крестьян из десятков окрестных сел стекались со всех сторон к Плевену, вооруженные тем, что попадало под руку, осаждали казармы гарнизона полковника Нерезова. Повстанцев вели выбранные ими командиры. Непрестанно звонили телефоны, стучали телеграфные аппараты… С 9 по 12 июня по стране прокатилась волна бунтов. Людям нужна была политическая сила, которая повела бы их на борьбу. Но такой силы не было…

Когда профессор Цанков сообщил генералу, что восстанием в Плевене руководит коммунист Асен Халачев, Иван Русев удивленно спросил:

— Халачев? Это еще что за птица?

— Капитан запаса, генерал!

— Нет ли возможности разделаться с ним?

— Только одна, господин генерал! — многозначительно произнес профессор.

— Какая же именно?

— Нужно напомнить коммунистам об их нейтралитете!

— О нейтралитете?

— Именно! Они ведь заявили во всеуслышание, что будут соблюдать полный нейтралитет во время схватки городской буржуазии с сельской. И должен вам сказать, что они пока строго соблюдают данное слово.

— А как же те, что в Плевене?

— Они отщепенцы.

— Что вы предлагаете?

— Нам не остается ничего другого, как напомнить плевенским коммунистам, что они нарушают партийную дисциплину…

— А как это сделать? Может, договориться о встрече с коммунистами?

— Да, генерал.

— А точнее?

— О встрече с их руководством! Другого выхода у нас нет.

— Как это сделать?

— За организацию встречи должен взяться кто-нибудь из нас.

— Журналист?

— Ни в коем случае!

— Почему же?

— Он сжег за собой все мосты.

— Тогда кто?

— Наша единственная надежда — это вы, господин генерал.

— Профессор, вы подвергаете меня сильному искушению! Я солдат, а не дипломат. Мне никогда до сих пор не приходилось выполнять дипломатическую миссию.

— Обстановка вынуждает к этому, господин генерал!

— Нет, профессор, это невозможно. Я не сумею найти общий язык с этими людьми. Все кончится тем, что я во время первой же встречи с ними просто обругаю их и все полетит к чертям.

— И все-таки придется встретиться!

— Нет, профессор. Я готов сделать все что угодно, только бы не вести переговоры с коммунистами. Это исключается!

Оба долгое время молчали. Наконец профессор вздохнул, подошел к карте и сказал: