Генералы подвалов - страница 10

«Главное, чтобы костюмчик сидел», – почему-то пронеслось у него в голове. Действительно, никаких других мыслей бодрый посетитель не вызывал. А костюмчик сидел на нем безупречно – это единственное, что можно было о нем сказать. Так сидят только очень дорогие, сшитые у хороших портных либо в дорогих ателье подогнанные по фигуре вещи. Кузя знал в этом толк. Папа-то был классным портным.

«Кутюрье... – подумал еще Кузя. – Кутюрье небось какой-нибудь строгал...» Не любил Марк Куз всех этих новых слов – «кутюрье», «презентация», сказали бы просто: «Портной представляет народу...» А то начнут перья топорщить: «Презентация новой коллекции...» Мудаки...

Не мог Кузя сосредоточиться, хотя и очень хотел. И посетитель, пристально глядя в помятое лицо журналиста, отлично понимал его состояние. И противно было Кузе, что тот понимает и видит, что Кузе это претит.

– Вы, простите, не освободились еще? – спросил Калмыков, не ответив на вопрос. Довольно фамильярно спросил – это Кузя тоже отметил.

– Освободился. Я уже домой собираюсь.

– Так, может быть, по дороге поговорим? Зайдем куда-нибудь?

Калмыков уже резвился, только что не подмигивал.

Кузя хмыкнул.

– Можно и зайти, – он прикинул, сколько у него осталось денег. На пару коньяка, пожалуй, хватит. Недоставало еще, чтобы этот хлыщ угощать стал. До этого доводить уж никак нельзя. Лицо хоть и похмельное, но держать нужно. Без этого – все, пиши пропало. Вся репутация псу под хвост.

На улице Кузя снова почувствовал, что теряет сознание. Стена ослепительного солнечного света, казалось, сейчас собьет его с ног. Кузя провел рукой по лицу, мгновенно покрывшемуся потом, сунул ее в карман пиджака и крепко сжал ладонь в кулак. Как всегда, помогло. Дурнота ушла, предметы и люди вокруг снова стали реальными, и, ускорив шаг, Кузя потащил нового знакомого через цепной мост, к одному из бесчисленных крошечных кафе-распивочных.

Через три часа, в которые растянулась беседа с Калмыковым, Кузя, пошатываясь, вошел в тесный подвальчик обменного пункта на улице Марата. Улыбчивый охранник запер за ним дверь на щеколду – Кузя оказался последним. Поменяв двести долларов, он растерянно замер перед дверью, не соображая, как выйти из помещения.

– Смотрите, аккуратней, – улыбнулся омоновец, оценивающим взглядом окинув шатавшегося Кузю, – под машину не попадите.

Он откинул щеколду, выпустил Кузю на улицу и снова запер дверь, теперь уже основательно, на замок.

Нужно было ехать домой, но Куз решил немного пройтись, благо погода располагала к моциону. Памятуя, что на носу хмурая питерская осень, а потом, соответственно, ужасная, как всегда здесь, черная, мокрая и грязная зима, Кузя старался выжимать из каждого летнего дня максимум удовольствия. Возраст уже все-таки, кислород нужен, витамин В.

А сегодня он вполне мог расслабиться. Похмелье больше не мучило, Кузя знал, что, если сегодня не хватит лишку, завтра все будет в порядке. Главное сейчас – не надраться. На старые дрожжи. А Калмыков этот очень даже кстати появился. Теперь он уже не казался Кузе отталкивающим «новым русским» авантюристом. Не любил их Кузя, особенно этих, молодых коммерсантов питерского разлива. Сплошные пустышки, аферисты и болтуны, у которых ни гроша за душой, а гонору на миллион долларов. Дутые нувориши. Сорокалетний, умудренный и жизненным опытом, и печальными уроками КГБ, и шипением сослуживцев во всех своих многочисленных местах работы, сквозь которые он гордо пронес высоко поднятое знамя с изображением своей пятой графы, Марк Аронович Куз считал, что научился разбираться в людях.

Почти все его знакомые, ушедшие в бизнес, перебрались в Москву и там процветали. Те же, что остались в родном городе, не кичились своим достатком, но не из-за врожденной скромности, а по причине сумасшедшей занятости. На демонстрации успеха просто не хватало ни времени, ни сил. Бюрократические и психологические барьеры, поднимавшиеся на пути только еще зарождающихся товарно-денежных отношений, в Петербурге ощущались особенно остро, то ли в силу своеобразного воспитания, то ли климата, влияющего на психику и словно тормозившего абсолютно все процессы в этом городе, но, по общему мнению, работать тут было невероятно сложно. Ну а те, что цвели пышным цветом – сначала джинсово-вареным, затем – красно-кашемировым, появлялись и исчезали мгновенно, не имея ни серьезных намерений, ни какого бы то ни было будущего. Если, конечно, не были бандитами.