Генералы подвалов - страница 16

– Так! Ты опять на телефоне? Не успела проснуться, сразу звонить!

– Мама!!! – Настя прикрыла ладонью трубку. – Да оставь ты меня в покое, в конце-то концов!!!

Мать резко повернулась, быстрым шагом вернулась на кухню и стала греметь там посудой, швыряя в раковину кастрюли и тарелки.

У Гальки было занято, у Вики тоже, болтают подружки... Солнце уже заглядывало в окна, выходящие на запад, скоро дома станет просто невыносимо, никакие шторы не спасают от яростного питерского летнего солнца. В это время дома сидеть – полная глупость. Тем более что последние свободные деньки. Ведь Настя всерьез, какие бы иронические гримасы ни корчили родители, всерьез в этом году собиралась заняться учебой. Институт – не шутка, а она выстроила себе конкретный жизненный план, которому собиралась неукоснительно следовать. И посмотрим в конце концов, кто окажется прав – она или предки, не верящие в ее усидчивость и способность все запоминать на уроках, а не корпеть дома за учебниками.

Настроение у Насти, как всегда в первые полчаса после пробуждения, было премерзкое. И окончательно оно испортилось, когда оказалось, что ни одному из друзей и подружек невозможно дозвониться. Где их искать? В общем-то, понятно где. Но шевельнулось внутри что-то вроде обиды – не могли позвонить, разбудить, позвать с собой.

– Ма, никто не звонил?

– Звонили, звонили они, приятели твои, трубку бросают, когда слышат ответчик. Замучили меня своими звонками. Хоть бы представлялись. Ты скажи им, что ли, а то треплют нервы.

– Да ладно тебе, – Настя достала из холодильника яйцо, бросила в маленькую кастрюльку и поставила на огонь.

– Поешь по-человечески, что ты одними яйцами питаешься! – мать все не унималась.

– Не хочу.

Лучше держать оборону, не переходя в нападение. Себе дороже. Мать совсем разойдется, раскричится о своей погубленной жизни, о разочаровании, которое ей принесла Настя, о том, что у всех дети как дети, а у нее одной не дочь, а неизвестно что, и так далее по давно понятной схеме.

– Где же папа наш, что же ни ответа ни привета, – неожиданно переключилась мама на другую тему, – хоть бы позвонил, что ли? Не похоже на него.

– Да что ты, ма, приедет, никуда не денется. Не психуй.

– Как же мне не психовать, обещал вечером вчера вернуться, а сейчас уже тоже почти вечер. Может, случилось что? Он на машине – мало ли что на дороге бывает. Может, авария, не дай Бог.

– Перестань. Какая авария? Он же осторожный, как девушка. Никаких аварий. Заехал к кому-нибудь по делам или так, оттянуться.

– Оттянуться! Еще не хватало!

– Ну да, ты-то оттягиваешься по полной программе, а ему что, нельзя?

– А ну-ка кончай эти разговоры! Я оттягиваюсь, видите ли! Я пашу всю неделю, как лошадь, в гости хожу только по выходным, а она мне тут претензии высказывает! Да я...

– Ладно, мамуля, ну что ты завелась? Все нормально. Я пошла, – Настя встала из-за стола, уже стоя допивая остатки чая из большой черной кружки.

– Куда это?

– Как – куда? Гулять. У меня еще каникулы.

– Каникулы... А готовиться тебе не надо, последний класс, почитала бы что-нибудь! И так-то в голове немного было, а за лето, наверное, вообще все выветрилось.

Настя обняла мать, за лето ставшую заметно ниже дочери, поцеловала ее в упругую щеку, в лоб, на котором еще не было и признаков морщинок, в красивые большие глаза – по очереди, в один и в другой. Красивая у нее мама все-таки, самая, пожалуй, красивая из всех знакомых ей женщин.

– Когда вернешься-то?

– Не знаю, – Настя уже надевала свои замшевые ботиночки. – Вечером.

– В девять чтобы была дома. Не позже.

– Ма, дай денег немножко.

– Денег... Опять ей денег. Сколько тебе?

– Ну, не знаю. Дай там... Двадцать...

– А не жирно тебе – двадцать? Возьми вот пятерку и скажи спасибо.

– Ма, это мне на дорогу только – пятерку. Дай еще-то.

Мать вздохнула и вытащила из кармана джинсов, которые, к неудовольствию мужа, предпочитала любой другой одежде, десятку.

– Возьми. А пятерку давай назад.

– Спасибо, мамуля, любимая моя красавица! – Настя снова громко чмокнула ее в щеку. – Пока!

Когда она подошла к лифту, дверцы разъехались и из кабины вышел Николай Егорович. Столкнувшись нос к носу с Настей, он вздрогнул, но, узнав соседку, мгновенно растянул лицо в широкую веселую гримасу, искреннюю, как показалось Насте. Он вообще был весельчаком, этот Николай Егорович, но иногда становился чересчур назойливым, орал на весь двор: «Настюха, как делишки, где мальчишки?» – и все в таком духе, тяжеловесный юмор пятидесятилетнего безработного работяги. Хотя жил он не бедно, судя по одежде и упитанному Дику, халтурил где-то, но постоянной работы давно не имел.