Геноцид и массовые репрессии - страница 55

/И. М. Шкляж. Загадка одного памфлета. — Одесса, ОПУ, 1993. /

В 1434 г. Жил Эаниш, уличенный в уголовном преступлении, спасаясь от сурового суда, бежал в океан. Авантюрист по натуре, он знал, где искать спасения. На небольшом суденышке он решил обогнуть мыс Бохадор и тем сохранить свою голову. Как ему удалось уговорить команду, откуда он взял провиант и воду — неизвестно. Но вскоре Жил Эаниш положил на стол Генриха цветы, привезенные из Бохадора. За мысом была жизнь.

Прощенный и обласканный королем и инфантом, Эаниш повел по открытой дороге новые эскадры португальцев.

Через семь лет после похода Жил Эаниша два дворянина, Антан (Антам) Гонсалвиш и Нунью Триштан, прорвались к новому мысу на Африканском побережье. Он был назван Бранку-Белый (позже исказив Бланко). И здесь-то впервые за долгие годы увидели португальцы местных жителей. Испуганные рыбаки бросились врассыпную при виде причудливых белокурых и больших птиц, появившихся неожиданно. Памятуя настойчивые приказы инфанта, Гонсалвиш велел захватить пленных. Приказ был выполнен. В 1441 г. первая партия африканских рабов, десять насмерть перепуганных берберов, была торжественно доставлена в Лисабон.

Генрих понял, что мечты начинают сбываться. На следующий год он снаряжает новую экспедицию. В 1443 г. Нунью Триштан, обогнув мыс Бланко, открыл целую группу островов — острова Аргин. Любопытные и благодушные туземцы на десятках челнов-однодеревок устремляются к кораблям. Почти голые рыбаки восторженно кричат, вращают горящими глазами, снуя вокруг эскадры. Добыча сама просится в руки. В результате Триштан привез в Лиссабон и за бешеные деньги продал 30 рабов.

Вот когда началось ликование! У знати открылись глаза. Радостно зашевелились вельможи и купцы. Помещики с восторгом щупают мускулатуру рабов и с веселой улыбкой подсчитывают расходы на их прокормление. «Голова Сатира и тело Антиноя», — говорили высокомудрые знатоки греческой мифологии. «Выносливость двух крестьян и беззащитность новорожденного», — добавляли более практичные. И Генрих с приятным удивлением обнаруживает, что хотя до Индии еще далеко, но сокровище уже найдено.

Однако достигнутое надо было закрепить. Тридцать рабов еще не окупают произведенных расходов. На следующий (1444) год принц Энрики снаряжает сразу шесть кораблей под командованием Лансароти с определенным заданием — почистить острова Аргин. Генрих, великий магистр ордена Христа, идеалист-человеколюбец, выговаривает себе 20 процентов доходов от экспедиции. Летописец тех времен умилительно сообщает: «…наконец-то господу богу, воздателю добрых дел, угодно было за многие бедствия, перенесенные на его службе, даровать им победоносный день, славу за их труды и вознаграждение за убытки, так как захвачено всего мужчин, женщин и детей 165 голов». Кроме этого дня господь бог, воздатель добрых дел, послал Лансароти еще несколько подобных дней, и, опустошив начисто несчастные острова, пайщик принца Генриха продает в Лисабоне 235 человек. После этого «благодарные современники» присваивают явочным порядком инфанту Энрики титул Мореплавателя. Отныне и в течение пятисот лет имя Генриха Мореплавателя будет беспрерывно упоминаться в истории капитализма. Началась эпоха работорговли.

«СПАСИТЕ ИНДЕЙЦЕВ!» Когда в 1492 г. Колумб открыл острова Гуанахани, то испанцев поразило гостеприимство и мягкость индейцев. Жители материка, где тысячу лет шла жестокая война всех против всех, с удивлением наблюдали, как простодушные туземцы с удовольствием дарили пришельцам тонны продуктов, помогали набирать и грузить воду, а когда испанцы начали строить крепость, радушно и бесплатно помогали в строительстве. Мирный, жизнерадостный народ, индейцы с восторгом отнеслись к знакомству с белыми.

Но белые прибыли сюда не с добрыми намерениями. Возвращаясь в Испанию, Колумб оставляет на вновь открытых землях крепость и гарнизон. Оставшиеся испанцы начали притеснять туземцев, отбирать у них имущество, насиловать женщин. В ответ индейцы в свою очередь дали понять, что не намерены покориться: крепость испанцев была взята штурмом, гарнизон перебит. Вернувшись, Колумб нашел лишь пепел от первого европейского поселения в Америке.