Генрих V - страница 54
В августе 1416 года герцог Бедфорд с группой королевских кораблей отправился в плавание на выручку голодающему гарнизону. К нему присоединился флот Пяти Портов. 16 августа герцог вступил в бой с франко-генуэзскими судами в устье Сены, напротив Гарфлера. Бой перерос в кровавую рукопашную схватку, корабли [168] неслись планшир к планширу. Во время сражения Бедфорд получил тяжелое, но не смертельное ранение. Преимущество было не на стороне англичан, поскольку «купцы» со стороны носа и кормы были настоящими крепостями под парусами, откуда арбалетчики противника вели плотный обстрел, используя и горящую паклю, намереваясь поджечь суда англичан. Кроме того, они забрасывали им глаза негашеной известью. Англичане отвечали градом стрел и огнем из небольшой пушки. После пяти часов враг был уничтожен и англичане с триумфом вошли в Гарфлер. Когда утром они покидали город, было видно, что французы сняли блокаду.
Однако Генрих считал, что французская армия и ее генуэзские «купцы» были все еще реальной опасностью, и продолжал наращивать свой флот.[103] К лету 1417 года у него было восемь двухмачтовых с прямым парусами «купцов» (среди которых были и те, что Бедворд захватил у генуэзцев). В то время это были наилучшие боевые корабли. Кроме того, его флот включал шесть меньших по размеру каравелл с прямыми парусами, девять незаменимых баллингеров и одну парусную баржу. У него также было три специально построенных нефа с прямыми парусами или «большие корабли»: «Иисус», «Королевская Троица» и «Святой дух». Большинство кораблей имели огромные размеры: «купцы» были водоизмещением по 500 тонн каждый, «Королевская Троица» и «Святой дух» — по 750 тонн и «Иисус» (недавно заложенный для короля в Смоллхите, в графстве Кент) — 1000 тонн. Всего королевский флот насчитывал 30 кораблей, некоторые, как, например, «Милость Божия», были даже больше «Иисуса». Описание этого судна было оставлено одним флорентийским [169] моряком, который видел его в Саутгемптоне в 1430 году. Он говорит: «По правде, я никогда раньше не видел такого огромного и величественного сооружения. На верхней палубе для меня замерили мачту, оказалось, что она равнялась 21 футу в окружности и была 195,5 футов высотой. С галереи носа до воды было около пятидесяти футов и, говорят, что на воде над ней поднимается еще один коридор. В длину судно имело 176,5 футов и около 96 футов в ширину». Как видно, преимущество такой высоты во время сражения в средние века состояло в том, что позволяло лучникам и арбалетчикам пускать в противника стрелы, возвышаясь над ним. Подобные суда могли нести команду до 80 человек и не менее 250 воинов. Шкиперы оплачивались не слишком хорошо. Так, капитан «Иисуса» получал 10 марок (6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса) в год, капитан баллингера — только 5 марок. Кораблям короля еще не раз предстояло доказать свою ценность. В июне 1417 года у мыса Шербурского полуострова граф Хандингтон вступил в бой, продолжавшийся весь день, с франко-генуэзским флотом, находившимся под командованием незаконного сына Бурбона Ла Xora (Hogue). Он одержал победу, захватив в плен 4 «купцов» и самого «Ублюдка», у которого было с собой жалование его людям за три месяца. Остальные вражеские корабли спаслись бегством, найдя укрытие в Бретонской гавани. Корабли Генриха продолжали контролировать пролив, но больше противодействия они не встречали. Море было не только очищено от пиратов (как французских, так и генуэзских, кастильских и шотландских), чтобы английские купцы могли спокойно торговать, но король также контролировал те морские пути, [170] которые могли понадобиться ему для предстоящего вторжения.
Когда в марте 1416 года парламент встретился на очередном заседании, канцлер Бофор произнес проповедь, которую можно было назвать только благословением вторжения. Пожаловавшись на «несправедливый» отказ французов признать притязания Генриха стать их правителем — «Почему эти несчастные и жесткосердые люди в этих ужасных божественных сентенциях не видят того, что обязаны повиноваться?» — он убедил собравшихся лордов помочь своему королю деньгами. Многие сделали пожертвования не только из-за того, что испытывали чувство негодования от перспективы, что Генрих будет лишен своих «прав», но из простого чувства национальной гордости.