Генрих V. Принц-плейбой ставший королем-воином - страница 40
. Ранее он подчеркивал свою английскость и превосходство Англии, но теперь это не укладывалось в условия договора. Если англичане с удовольствием поддерживали войну против французов, то будут ли они так же довольны поддержкой войны, которую Генрих теперь вел как наследник французского престола против одной партии во Франции? Кроме того, договор уменьшал перспективы земельных выгод для солдат и администраторов, поскольку теперь французы были союзниками, а не завоеванным народом, и требовал от командиров и войск сотрудничества с теми, кто ранее был их врагами. Несмотря на то, что Англия праздновала завоевание Генрихом Франции, беспокойство по поводу новых договоренностей стало нарастать — и нигде больше, чем в парламенте.
2 декабря 1420 года, на открытии новой сессии парламента, канцлер сообщил собравшимся лордам и общинам, что король не может присутствовать лично, так как он "занят за границей, исправляя ситуацию там и работая над большей безопасностью себя и своих английских подданных"[151]. В ходе другого обсуждения парламент признал, что в качестве наследника и регента, а со временем и короля Франции, Генрих неизбежно будет "иногда находиться по эту сторону моря, а иногда по другую, как ему покажется лучше по его усмотрению". В дебаты по этому вопросу вкралась нотка беспокойства, и общины выдвинули пять петиций, касающихся этого вопроса. Первая, правда, гласила, что король и королева должны быть призваны вернуться в Англию в ближайшее время "для утешения, облегчения и поддержки общин". Несмотря на заверения канцлера в его вступительной речи, общины были обеспокоены тем, что король знал, что его личное присутствие в Англии очень желательно, и — учитывая соперничающие претензии на его внимание — хотели знать, что сам Генрих желает прежде всего "процветания и хорошего управления этим королевством "[152].
Но хотя парламент был убежден, что король скоро вернется в Англию, учитывая, что на 1 декабря был назначен официальный въезд Генриха в Париж, а Генеральные штаты и судебное заседание были назначены на конец месяца, такие заверения, очевидно, были неискренними. Возможно, общины были раздражены тем, что их ввели в заблуждение. Они успешно ходатайствовали о том, чтобы в случае возвращения короля во время этого или любого другого будущего парламента, не было необходимости в роспуске или созыве нового собрания: они были обеспокоены тем, что Генрих нарушит и подорвет уже достигнутые договоренности. Более широкие опасения проявились в их просьбе, которая также была удовлетворена, подтвердить статут Эдуарда III, принятый в парламенте 1340 года после принятия им титула короля Франции: согласно этому статуту, англичане никогда не должны быть подданными короля Англии как короля Франции. Хотя они благоговейно говорили о том, что король приобрел свои новые титулы "благодаря милости и могущественной помощи Бога, а также благодаря его рыцарским, усердным и трудным трудам",[153] их прошение указывает на то, что они не считали договор в Труа достаточно четким в отношении гарантии английской независимости — и, несомненно, больше заботившимся о сохранении французских свобод и идентичности.
Было еще два вопроса, по которым общины выразили свою озабоченность, но получили отпор. В начале работы парламента хранитель королевства в отсутствие короля, брат Генриха, Хамфри, герцог Глостерский, заявил общинам, что петиции, поданные ему, не будут ангроссированы (ратифицированы и зачислены) до тех пор, пока они не будут отправлены королю за границу. Другими словами, Генрих не был готов делегировать полномочия в свое отсутствие в королевстве, что для общин могло привести лишь к задержкам в ведении дел. Отвечая герцогу Глостеру, они попросили, чтобы все петиции были "отвечены и определены в пределах королевства Англия во время работы этого парламента", и такой порядок должен применяться ко всем будущим парламентам. Неудивительно, что был получен ответ, что следует запросить мнение короля[154]. Общины, почти всегда склонные к протекционизму, выдвинули изобретательный аргумент, что теперь, когда Генрих держит в своих руках оба берега Ла-Манша, иностранцы, желающие проплыть через него, должны платить пошлину. Это предложение было отклонено, как и их просьба о подтверждении якобы существовавшего древнего договора о том, что во Фландрию можно ввозить только английскую шерсть. Подобные меры могли привести только к отчуждению герцога Бургундского, чего английская корона никак не могла допустить, поскольку он был ключевым союзником.