Геологическая поэма - страница 3
Человек исключительно здоровый, Валентин привык безоглядно полагаться на свой организм, и этот первый в жизни и такой непонятный, неожиданный сбой встревожил его, вызвал доселе незнакомое чувство полнейшей растерянности. Но геология приучает мыслить аналитически, поэтому Валентин начал с того, что принялся прокручивать в мозгу события, непосредственно предшествовавшие странному недугу.
За минувший день Валентин в приличном темпе, с неутомимостью хорошо отлаженного автомата прошел около пятидесяти километров. До приискового поселка Гирамдокана, судя по карте, оставалось еще тридцать с чем-то. Валентин мог и предпочел бы одолеть их теперь же, в один прием, без передышки, однако зарядивший с утра дождь, все продолжал моросить, а подступившая ночь начинала размывать тайгу сумеречной чернотой. Хочешь не хочешь, а надо было, не мешкая долго, отыскать хоть мало-мальски укрытое место и начать шуровать капитальный костер, что, учитывая непрекращающийся дождь, грозило стать делом малоприятным и затяжным. Валентин прекрасно понимал, что не следует с этим медлить, и однако же вычислительная машина подсознания, которая вела беспрерывный экспресс-анализ окружающего, почему-то выдавала настойчивый совет не спешить. Он продолжал идти все тем же ровным, уверенно съедающим расстояние шагом и одним лишь чутьем удерживал под ногами давно заброшенную, незаметную тропу.
Лиственная тайга, и без того смиренная и скучная, заметно поредела, зато стал чаще попадаться кустарник, и речка по левую руку, почти до этого не слышная, заложив в очередной раз крутую петлю, придвинулась ближе, глухо ворча на перекатах. Привычно рыскающий взгляд скорее угадал, чем узрел в загустевших сумерках несколько толстых пней в стороне от тропы. Валентин тотчас же свернул к ним, на всякий случай тронул ладонью. Так и есть — рублено топором. Столь солидные деревья валят для строительства, а не для случайного костра, это понятно любому. Наверняка где-то неподалеку должна быть зимовьюшка, если, конечно, она еще уцелела. У самой реки ее вряд ли могли поставить, скорее всего она где-то справа, на возвышенности, укрыта под лесом, но от нее как-никак должна быть тропинка к воде. Он быстро пошел вперед, всматриваясь в стороны и под ноги. Попались еще пни со следами топора, как и те, первые. Тогда он уверенно взял вправо и, немного поплутав меж мокрых деревьев, набрел на низкую скособоченную избушку. Это было чистейшим везением, поскольку Валентин страшно спешил и, невзирая на рельеф, предельно спрямлял путь, — он шел строго по азимуту, в стороне от людских троп, издавна проложенных по долинам рек, через удобные перевалы. Стояло уже то время, когда, согласно пословице, все кошки серы, но даже в густоте сумерков ветхое строение резко отличалось от всего окружающего какой-то особенной безжизненностью и словно бы желанием стать как можно незаметней. Валентин отметил растущую у самого порога траву — безошибочное свидетельство того, что жильем этим пользовались мало. Охотничье зимовье, решил Валентин. Дверь поддалась со второго рывка, как бы испуганно вскрикнув, зовя кого-то на помощь, и сразу же вслед за этим предсмертно застонала проржавевшими петлями. За порогом стояла плотная, как вар, чернота, тянуло промозглым холодом и плесенью. В глубине что-то осторожно ворохнулось и тут же притихло.
Валентин извлек из насквозь промокшего нагрудного кармана резиновый мешочек со штормовыми спичками, чиркнул и, морщась от сильного режущего света, осмотрел внутренность зимовья. Против ожидания, оно выглядело сносно. Справа, вдоль всей стены, тянулись нары; напротив входа, в центре, стояла печь из железной бочки, попавшей сюда леший знает как и когда — скорее всего, еще задолго до войны, в пору большого шастанья полудиких старательских ватаг. Дров было столько, что становилось ясно: это уже запас для себя, а не предусмотренная пресловутым таежным этикетом добрая услуга тем, кто заглянет сюда после тебя. Начав растапливать печь, Валентин обратил внимание на то, что поленья сыроваты, — следовательно, заготовлены сравнительно недавно. Впрочем, горели они сносно, и к тому времени, когда он принес котелок воды и несколько сухих сучьев, в зимовье ощутимо потеплело.