Геополитика и геостратегия (Наше положение. Величайшее из искусств) - страница 20

Несмотря на эту неудачу, не прошло и года, как на развалинах Албазина стучали уже топоры, доканчивая новые хижины; точно из земли вырос солидный глиняный вал, а за ним зеленели вспаханные и засеянные вернувшимися на свои пепелища жителями поля!

Необычайное упорство русских в бою и способность их к бесконечному возрождению начали внушать Пекину суеверный страх, и наиболее даровитый из сидевших на китайском престоле маньчжуров Канси дал повеление отнять у нас Амур во что бы то ни стало. И вот в июне 1687 г. снова маньчжурская армия (8000 чел., 40 орудий) подошла к Албазину. Снова албазинцы (736 чел., 6 орудий) сожгли свои дома за крепостью и зарылись в землянки. Еще менее уверенные в себе, чем в первую осаду, маньчжуры стали лагерем и прикрыли себя деревянной стеной. Албазинцы одну часть стены сожгли калеными ядрами, другую подорвали. Тогда осаждавшие обнесли свой стан земляным валом и, разметив на нем орудия, открыли огонь. 1 сентября они попробовали было штурмовать крепость, но, отбитые с громадным уроном, отошли на свою позицию. К несчастью, во время сентябрьской бомбардировки убит был храбрый воевода Толбузин, и затем среди осажденных началась цинга. Зная положение крепости, маньчжуры, тем не менее, не осмеливались на новый штурм. Наоборот, уставшие и почти наполовину ослабленные потерями от боевых столкновений и болезней, они чаще смотрели в сторону Айгуня, чем Албазина. В феврале 1688 г. они совершенно прекратили бомбардировку, а в мае отодвинулись на четыре версты и перешли к блокаде. В это время в крепости от всего гарнизона оставалось в живых лишь 66 человек. Но судьба Амура и всего нашего левого фланга решилась не под Албазином, а в Нерчинске, и это решение заключает в себе особый интерес для мыслящей публики.

В более трудной и требующей большего искусства, чем война, борьбе за жизнь, народ представляет собою армию, в которой каждый человек борется по собственной стратегии и тактике. Но правительство, как главнокомандующий своего народа, обязано: во-первых, внимательно следить за тем, в какую сторону направляется народная предприимчивость; во-вторых, всесторонне и хорошо изучив театр борьбы, безошибочно определять, какое из направления наиболее выгодно для интересов всего государства; и, в-третьих, с помощью находящихся в его распоряжении средств, умело устранять встречаемые народом на его пути препятствия.

Рассматривая с этой вышки наше положение на левом фланге накануне первого русско-китайского договора 1689 г., мы видим следующее: богатая пушным зверем тайга потянула нашу вольницу от Уральских гор прямо на восток — северо-восток до конца Сибири. Но вот енисейские и якутские разведчики, уклонясь к югу, открыли страну, которая по сравнению с холодной и мрачной тайгой показалась им раем небесным, ибо леса ее изобиловали тем же драгоценным соболем, а реки рыбой, но при этом теплый климат и безграничные пространства плодородной земли давали каждому желавшему возможность сделаться помещиком.

Нет сомнения, конечно, что подобное географическое открытие должно было оказать влияние на маршрут вольницы. А так как сама она, по отношению ко всему русскому народу, составляла лишь передовую часть, прокладывавшую путь другим, следовавшим по ее стопам предприимчивым людям, то мало-помалу и весь поток русской энергии, нацеленный первоначальными обстоятельствами на Камчатку, должен был уклониться к юго-востоку, сначала на Амур, а затем и к Желтому морю.

Лежавшую на этом пути Маньчжурию нельзя было считать серьезным препятствием. Родина Чингис-хана* и наше историческое наследство, она, подобно остальной территории Золотой Орды, населена была сырым человеческим материалом.

* Чингисхан родился в нынешней Хейлундзянской провинции, в одной из долин Хингана.

Правда, маньчжурские тунгусы успели организовать государство, но ведь организация-то была случайная и временная, с целью похода на Китай. Образовавшаяся же после завоевания Небесной империи династическая связь с последней, не усиливая ни Маньчжурии, ни Китая, ставила лишь в трагикомическое положение повелителя этих государств. Выведя из своей вотчины все ее лучшие силы, богдыханы не могли отправить обратно ни одного человека, ибо сами непрочно сидели на пекинском престоле. Посылать же на помощь маньчжурам китайцев значило: не принеся никакой пользы делу, в то же время подорвать все обаяние своего военного могущества. Итак, в результате Маньчжурия могла обороняться одними собственными силами. Боевые же качества маньчжурских войск определились как при первой стычке 150 казаков Хабарова с 2000 маньчжуров князя Изинея, когда в рукопашном бою последние потеряли 750 человек убитыми, все орудия и знамена, так и в последовавших боях, где наши противники были неукоснительно биты, раз только их приходилось менее полуроты на одного русского.