Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - страница 43

стр.

Сообщив о победе Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде, «Работнически вестник» горячо приветствовал «русский самоотверженный пролетариат, знаменосец мира, свободы и братства народов». Георгий Димитров увидел в русской революции начало преобразования мира на основе социалистического учения. Он ощущал себя на стремнине набиравшего силу потока событий. Марксизм перешёл из области теории в область живой практики, и отныне долг всякого подлинного революционера – двигать дальше революционное дело. В тот год в его блокноте появилось латинское изречение Salus patriae – suprema lex (Благо отечества – высший закон), вслед за которым он записал суровую формулу новой эпохи: Salus revolutiae – suprema lex (Благо революции – высший закон). Отныне этим девизом будет освещён жизненный путь нашего героя.

Через тюремную решётку

Дорога в «новые земли», как именовалась на официальном языке занятая Болгарией в результате военных действий территория Греции, была длинна и скучна. Пассажиры играли в карты, спали или разглядывали окрестности. Некогда цветущая Фракия выглядела в январе 1918 года унылой и жалкой: заколоченные мазанки с провалившимися крышами, развороченные дорожные колеи, затянутые бурьяном поля. Толпы раненых и увечных солдат, возвращающихся с фронта, осаждали поезда.

Димитров пытался работать – делал заметки в блокноте, читал, но сосредоточиться не удавалось. Одолевали думы о путях-перепутьях несчастной родины, в третий раз за десятилетие ведущей сражения с соседями.

Попутчики то и дело заводили разговоры о войне. Одни сетовали на упадок духа болгарских солдат – вспоминали их добровольную сдачу в плен, братания с противником, дезертирство. Другие жалели защитников Отечества: в армии голод, вши; немцы не шлют обещанные винтовки и снаряды – видно, у самих дела плохи. Тут поневоле забудешь о присяге. Димитров в разговоры не вступал, гасил подступающие приступы ярости. Давно пришла пора предъявить счёт дворцовой клике и самому Фердинанду, чья мечта въехать в Царьград на белом коне так дорого обошлась народу. Пока не наступил окончательный разгром, надо действовать и действовать.

Официальным поводом для его депутатской поездки в прифронтовую зону Южной Фракии стало намерение изучить положение рабочих на табачных предприятиях городов Ксанти и Драма. Одновременно он получил задание ЦК ориентировать профсоюзных лидеров и военно-служащих-тесняков на более энергичные выступления за выход Болгарии из войны.

Георгий перебирал в памяти последние события, и ему казалось, что время покатилось быстрее, в жизнь вошло нечто невиданное, грандиозное. Лозунг мира для всех воюющих народов, мира справедливого, без аннексий и контрибуций, провозглашённый русскими большевиками, был взят на вооружение болгарскими тесняками. Многолюдный митинг у Львиного моста принял под громкое «ура!» зачитанную Димитровым резолюцию в поддержку революционной России. В десятках тысяч экземпляров разошлось по стране, по воинским частям «Обращение к рабочим и мелким собственникам в городах и сёлах» с призывом к борьбе против войны и монархии по примеру русских трудящихся. Георгий Кирков направил депутатский запрос премьер-министру, в котором изложил требование фракции тесных социалистов обнародовать и принять мирные предложения Советского правительства. «Работнически вестник» едва не половину статей посвящал событиям в России, рассказывал также о Ленине – «человеке с железным характером и железными нервами», как выразился один автор.

В Ксанти и Драме Георгий Димитров выступил на рабочих собраниях, провёл совещание военнослужащих-партийцев, для чего ему понадобилось прибегнуть к камуфляжу – переодеться в офицерскую форму. Во время тайной сходки кто-то передал ему листовку, написанную корявыми печатными буквами без единого знака препинания: «Товарищи мы готовы бросить всё и прекратить этот погром объединимся до 10 февраля повернём оружие назад как Россия». За этими простыми словами слышались шаги приближающейся революционной развязки.


Наш герой не ожидал больших результатов от своих антивоенных речей в парламенте и совете столичной общины, на рабочих собраниях и митингах, поскольку они не поддерживались натиском организованных сил пролетариата, но продолжал без устали делать своё дело. Он сознавал, что яростные словесные схватки с правящим большинством не пройдут для него даром, однако это его не устрашало.