Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - страница 45

В 1918-м Георгию исполнилось 36 лет, Любице – 38. Жизненный период, именуемый ныне кризисом среднего возраста, совпал у них с происходившим в XX веке крушением многих традиционных моральных и культурных запретов и появлением более либеральных взглядов на отношения мужчины и женщины. Исследования философов, физиологов и психиатров, среди которых первыми следует назвать Фридриха Ницше и Зигмунда Фрейда, сделали стыдливо укрываемые ранее от постороннего взгляда проявления человеческой натуры предметом общественного интереса, обратили взгляд человека внутрь самого себя.

В трёх десятках писем сентября – октября 1918 года, занимающих особенное место в переписке Любицы и Георгия, содержится история преодоления разлада, случившегося у них годом ранее из-за супружеской измены Георгия – судя по всему, случайной. Имя той женщины, образ которой, по выражению Любы, стоял между ними, как демон, осталось неизвестным. Да и не сам по себе факт неверности заслуживает нашего внимания (Георгий Димитров – не первый и не последний в веренице мужчин, изменявшим и изменяющим своим жёнам), а совместный поиск выхода из создавшейся ситуации, сопровождаемый редкой по откровенности и благородству исповедью любящих душ. Не факт, что столь страстный и откровенный диалог мог бы состояться, если бы им пришлось разговаривать, глядя друг другу в глаза.

Из переписки видно, как нарастал градус психологического напряжения между ними. Любины письма первых дней сентября ещё наполнены бытовыми сведениями, заботами о здоровье Георгия, жалобами на безденежье, подробностями ремонта их жилища и сообщениями об «острых конфликтах между нами и буржуазией». Но в них уже прорывается то главное, что её мучает и что она пытается осознать: «Вчера три раза начинала тебе писать и трижды рвала письма, а вечером написала одно – и не отправила. <…> Хотела и это письмо не посылать, но ты удивишься, почему не прихожу и не пишу. А я боюсь приходить, потому что разрыдаюсь прямо у решётки. Мне кажется, что там кладбище нашего прошлого, той жизни, которая должна была по-иному сложиться. Тяжелее всего, что нет рядом живого человека, который бы понял меня. Когда был ты, то ещё понимал меня, знал, по крайней мере, причину моих переживаний».

Но он пока не вполне понимает её (или делает вид, что не понимает) и предлагает то, что обычно предлагается при переутомлении, – посоветоваться с доктором, отдохнуть в горной местности. Уехать сейчас куда-либо абсолютно невозможно, возражает она. Ведь единственное, что у неё осталось, – заботы о «милом Жорже», без этих забот она не сможет прожить и дня: «Боже мой, неужели ты не видишь, что ничего иного у меня нет?..»

Похоже, что она долго не решалась раскрыть подлинную причину своих бессонных ночей, слёз и незнакомого прежде состояния. Днём первого обезоруживающего откровения стало 10 сентября. Пространная цитата из письма объясняет если не всё, то многое: «Скажу тебе как самому близкому другу и брату, что известное время со мной происходит нечто страшное. Несчастная прошлогодняя катастрофа в нашей жизни убила мои чувства к тебе, и я стала желать других мужчин. Жорж! Зачем ты это сделал со мной?

<…>

Я знаю, как будут мучить тебя эти строки. Но мне надо тебе сказать всё. Ты должен знать, что происходит со мной. Только так ты поймешь, как снова строить наше будущее, если вообще это станет возможно.

Существует большое, колоссальное различие между половой жизнью мужчины и женщины. Подумай как следует, и ты увидишь, что в то время как мужчина готов легко вступить в связь и порвать с любой женщиной, для женщины это составляет важнейшую часть жизни. Только развитое чувство морали и долга, только моя безграничная привязанность к тебе как к >человеку и деятелю спасает меня от катастрофы, которая и тебе бы дорого обошлась. Но в ответ я хочу, чтобы ты хорошо запомнил мои слова! Если это случится со мной, для тебя я буду навек потеряна.

<…>

Будь спокоен, я никогда не сделаю то, что на моём месте сделала бы любая женщина. Я или буду жить возле тебя, чистая, как кристалл, или навсегда исчезну из Софии.