Герман Геринг — маршал рейха - страница 11
— Высоты не пугают меня, — говорил Герман, — они меня стимулируют. При этом все опасности щедро вознаграждаются, если, преодолев их, вы достигаете вершины. Там вы сознаете, что открывшуюся перед вами восхитительную картину видели и увидят очень немногие.
Подбиваемые Фанни, страстно стремящейся увидеть успехи сына, Генрих Геринг и фон Эпенштейн, оба старые кавалеристы, добились для Германа места в кадетской школе в Карлсруэ. Генрих Геринг боялся, что непокорный нрав сына и его репутация своевольного и недисциплинированного юноши уменьшат его шансы. Он беспокоился напрасно. Эта школа гордилась своими способностями усмирять самые буйные головы и приветствовала бойких и инициативных ребят. Герман покинул ее в возрасте шестнадцати лет с отличными оценками по дисциплине, верховой езде, истории, английскому и французскому и музыке. «Геринг показал себя примерным учеником, — гласило его свидетельство об окончании, — и проявил качество, которое далеко продвинет его: он не боится рисковать».
С таким заключением в ранце у него не было проблем с поступлением в кадетский корпус будущих офицеров кайзеровской армии в Лихтерфельде под Берлином. Форма кадетов была яркой и нарядной, особенно парадная, их правила поведения основывались на средневековых кодексах, а в кадетских содружествах — Геринг оказался в одном из самых «труднодоступных» — существовали ритуалы, которые «вызывают у меня чувство, что я являюсь наследником традиций всего германского рыцарства», — писал он домой, а Ольге также признавался, что мечтает стать современным Зигфридом, призванным воскресить былую славу Германии. При этом, однако, Герман не упоминал, что быть кадетом в Лихтерфельде означает участвовать и в некоторых других, менее возвышенных, но не менее приятных мероприятиях, как-то пивных кутежах, скачках в Рухлебене, пирушках с купанием в Ваннзее, симпатичном пригороде Берлина, и, конечно, развлечениях с девчонками. Его мать была все-таки права: его глаза так и остались яркими зеленовато-синими, и их воздействие на противоположный пол было просто сногсшибательным.
Этот период мог оказаться самым счастливым в жизни Германа Вильгельма Геринга, если бы не внезапная неприятность, постигшая семью в Фельденштейне. После четырнадцати лет безропотного терпения Генрих Геринг начал резко возражать против отношений жены с риттером фон Эпенштейном и, по иронии судьбы, более неподходящего момента он выбрать не мог. Фанни Геринг никогда не была единственной у своего любовника и, должно быть, знала, что, хотя она делила с ним ложе в Фельденштейне и Маутерндорфе, у него были и другие партнерши. Он всегда очень гордился своим положением богатого, бесшабашного холостяка, и это было одной из причин, почему он предпочитал связи с замужними женщинами.
Но в 1912 году, примерно как раз в то время, когда Герман Геринг заканчивал свое обучение в Лихтерфельде, в его жизни появилась женщина совершенно иного типа. Результат для семьи Герингов оказался катастрофическим.
Герман Геринг был выпущен из высшего военного учебного заведения с блестящими результатами, и его семья имела все основания им гордиться. Почти каждый предмет был отмечен «magna cum laude» — «с высшим отличием», и прогнозы были самыми радужными. В свои девятнадцать лет он был стройным привлекательным парнем, неудержимым сердцеедом невероятно веселого нрава и обаяния.
Получив свое первое офицерское звание, Герман был назначен в 112-й пехотный Принца Вильгельма полк, квартировавший в Мюльхаузене, но, прежде чем отправиться туда, поехал в отпуск домой в Бург-Фельденштейн, горя желанием показаться родным в своей новенькой военной форме. К его огромному разочарованию, крестного с семьей не оказалось, хотя риттер фон Эпенштейн уже прислал ему свои поздравления вместе с небольшим кошельком, наполненным золотыми монетами.
Вместе с тем молодой офицер был потрясен видом своих родителей. Генрих Геринг превратился в раздражительного старика, постоянно шаркающего по коридорам Фельденштейна, что-то злобно ворча себе под нос. Фанни внезапно располнела и постарела и, за исключением тех моментов, когда она с гордостью смотрела на своего сына, редко улыбалась; ей было еще только сорок шесть, но Герману она показалась старухой. Когда он упомянул крестного, старик разозлился и начал что-то сердито бубнить о «преданной дружбе», а в глазах матери показались слезы. Но его ждала записка от фон Эпенштейна, приглашающего приехать в Маутерндорф.