Герман Геринг. «Железный рыцарь и проклятие свастики» - страница 25
Геринг прибыл к пивному залу во главе своих «коричневых солдат», когда собрание уже началось. Здание было быстро оцеплено, а сам Геринг, с охраной, вошел в зал, где уже сидели в задних рядах Гитлер и его помощники, и доложил, что штурмовики прибыли. Гитлер поспешно прошел на сцену и, выстрелив в потолок из пистолета, потребовал внимания, а затем обратился к собравшимся с речью, заявив, что Кар, Лоссов и Шайссер пользуются его доверием и что он вместе с ними сформирует новое правительство, которое «будет работать для блага Германии». Послышались крики одобрения, публика стала успокаиваться, наблюдая за происходящим, как за спектаклем, и ожидая, что же последует дальше.
Кара, Лоссова и Шайссера отвели в комнату за сценой, где Гитлер повел с ними переговоры, не убирая пистолета; в это время Геринг оставался на сцене, держа сидевших в зале под прицелом ручного пулемета. «Не надо беспокоиться! — призывал он наиболее взволнованных участников собрания. — Мы — ваши друзья и не сделаем вам ничего плохого!»
Кар, Лоссов и Шайссер, придя в себя, отказались сотрудничать с Гитлером; тогда он, оставив их под охраной Гесса и штурмовиков, снова вышел на сцену и объявил, что «национальное правительство сформировано» и что утром национальная армия, в составе рейхсвера, штурмовиков и националистических отрядов, двинется, под командой генерала Людендорфа, в поход на Берлин. «Завтра национальное правительство утвердится у власти, либо мы все погибнем!» — заключил он свою речь.
К этому моменту прибыл, наконец, Людендорф, в полной генеральской форме и при всех наградах. Он уговорил Кара, Лоссова и Шайссера объявить о поддержке Гитлера в присутствии собравшихся. Удовлетворенная публика, посчитав представление оконченным, стала расходиться по домам. Было уже за полночь. Кар и его товарищи, дав Людендорфу честное слово в том, что не нарушат обещания, тоже были отпущены домой. Некоторых участников собрания все же оставили в качестве заложников под охраной Гесса и его команды. Геринг, довольный тем, что все прошло гладко, послал записку Карин с обещанием, что скоро будет дома. Гитлер, тоже удовлетворенный ходом событий, занялся составлением планов на следующий день; он уже представлял себя канцлером.
Весть о мятеже в ту же ночь дошла до Берлина, где правительство собралось на экстренное заседание. Все зависело от того, какую позицию займет генерал фон Зеект, командующий рейхсвером. Тот испытывал двойственное чувство по отношению к мятежу. Он симпатизировал монархистам, но нацисты, обругавшие его, назвав «лакеем Веймарской республики и пешкой в руках зловещих еврейско-масонских элементов», не вызывали у него доверия. Поколебавшись, генерал принял предложение президента Германии взять в свои руки всю исполнительную власть и послал распоряжение генералу фон Лоссову в Мюнхен «принять все необходимые меры для подавления мятежа». Лоссов не осмелился противоречить вышестоящему начальству (германская армия всегда отличалась строгой дисциплиной и уважением к старшим по званию) и заявил, что согласился сотрудничать с мятежниками «под угрозой оружия».
Фон Кар поспешил уехать из Мюнхена. Наутро на улицах города появились листовки с его подписью, в которых говорилось, что никакие соглашения с Гитлером не могут иметь места и что НСДАП должна быть распущена, а все путчисты должны быть арестованы.
Гитлер, Геринг и Людендорф провели ночь в здании пивного зала. Утром они послали связных к фон Лоссову с предложением начать действовать, но те были арестованы. Посовещавшись, главари путча приняли предложение генерала Людендорфа: идти колонной в центр города и попытаться захватить штаб военного округа, где укрепился капитан Рем со своими помощниками.
Все это начинало походить на любительский спектакль, поставленный неумелым режиссером. Не заручившись поддержкой армии и полиции, не было никаких шансов захватить город, и Геринг это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать — здесь командовал не он. Он только попытался кое-как организовать колонну, выдвинув вперед грузовик с личной охраной Гитлера, вооруженной пулеметами, и это было почти все: из трех тысяч участников марша лишь немногие были вооружены винтовками.