Герман Геринг. «Железный рыцарь и проклятие свастики» - страница 27

Побег из Гармиш-Партенкирхена удалось устроить благодаря помощи полицейских и штурмовиков (переодетых полицейскими); Карин пришлось также убедить мужа, давшего слово фон Кару оставаться в Гармише, что Кар не относится к его обещанию всерьез: ведь он сам нарушил такое же обещание, данное им в Мюнхене. В это время стало известно об аресте Гитлера, скрывавшегося несколько дней в доме Ханфштенгля.

Сам Ханфштенгль, целый и невредимый, тоже спасался от ареста в Австрии и делился с друзьями впечатлениями о «великих исторических событиях», в которых ему довелось поучаствовать как советнику и другу Гитлера:

«Пивной зал Бюргербройкеллер, — вспоминал он позже, — представлял собой весьма респектабельное заведение, посещавшееся, в основном, «приличной публикой», людьми из верхних классов общества; он был расположен не в центре Мюнхена, а на другом берегу реки Изар, по Розенгеймштрассе. Я приехал туда рано, часов в семь вечера, и увидел, что все место уже оцеплено полицией; полицейские, стоявшие у входа, не пустили в здание ни меня, ни иностранных журналистов, столпившихся перед дверью. Так мы и стояли, пытаясь как-нибудь проникнуть в холл и ожидая Гитлера, который и не думал появляться. Наконец, где-то через полчаса, показался его красный «бенц», который он недавно приобрел, и из машины вылезли Аманн, Розенберг, Ульрих Граф (телохранитель Гитлера) и сам Гитлер. «Эти господа — со мной!» — сказал он полицейскому тоном, не допускающим возражений, и мы все, гуськом, прошмыгнули вслед за ним мимо полицейских. На свою беду я и одна американская журналистка немного замешкались у двери, которая захлопнулась перед самым нашим носом. Я стоял с глупым видом, не зная, что предпринять, и, наконец, собравшись с духом, обратился к полицейскому: «Эта дама — из американской газеты, — воскликнул я с жаром, — и будет еще тот скандал, если речь господина фон Кара не попадет к ним вовремя!» — но он, не слушая меня, принюхивался с жадностью к запаху американской сигареты, которую закурила журналистка. Этот роскошный аромат, такой редкий в обедневшей Германии, сразу поднял наши акции, и нас пропустили; навстречу нам уже спешил охранник Гитлера, пославшего узнать, что там с нами стряслось.

Коридор был пуст, но гардероб был до отказа заполнен шляпами, шпагами и форменными шинелями; чувствовалось, что в зале собрались все сливки общества «пивной столицы». Гитлер уже занял удобное место за столиком возле колонны и сидел, переговариваясь вполголоса с Аманном, покусывая ноготь и поглядывая на сцену, где находились Кар, Лоссов и Шайссер. Кар, стоя, читал монотонным голосом какую-то нудную речь. Послушав немного и ничего не поняв, я сказал себе: «Да, скучновато, надо немного освежиться!» — и пошел в бар, где мне налили три литровых бокала пива, взяв за каждый по миллиону марок. Я сделал хороший глоток из одного, а остальные отнес в зал, нашим. Гитлер стал задумчиво потягивать пиво, и у меня мелькнула мысль: «Вот и хорошо, в Мюнхене никто не станет подозревать человека в чем-то дурном, если у него в руках кружка с пивом!»

Кар все бубнил свою речь, так что многих уже начало клонить в сон. Но вот он, повысив голос, произнес: «Вследствие этого я полагаю, что…» — и в это время дверь за моей спиной с шумом распахнулась, и в зал, звеня орденами, ворвался Геринг, стремительный и неукротимый, как Валленштейн, поднявшийся в атаку, а вслед за ним ввалились человек 25 штурмовиков в коричневой форме, выставив перед собой револьверы и пулеметы.

Дальнейшее произошло в один миг. Гитлер ринулся к сцене, расталкивая тех, кто поднялся со своих мест, а мы всей толпой устремились за ним, переворачивая столики и опрокидывая кружки с пивом. Краем глаза я заметил, как один из министров баварского правительства полез под стол, ища укрытия.

Гитлер вскочил на стул и выстрелил вверх несколько раз. Потом говорили, что он хотел напугать публику, но, клянусь, он сделал это, чтобы разбудить собравшихся, половина которых сладко похрапывала на стульях, усыпленная речью Кара!

Когда Гитлер начал читать свой манифест, я заметил, какой взгляд бросил на него Лоссов. В нем было столько брезгливого презрения, что я понял: этот человек — не с нами! Я повернулся к Герингу и сказал: «Герман, будь начеку! Лоссов хочет нас предать!» — «Откуда ты знаешь?» — спросил он. «Вижу по его лицу!» — ответил я.