Герман Геринг. «Железный рыцарь и проклятие свастики» - страница 46

Геринг получил полную власть в пределах своих полномочий и мог сам решать, что ему надлежит делать; он не собирался получать указания от фон Папена, хотя тот и являлся его прямым начальником. Своим подчиненным Геринг напомнил, что является продолжателем дела своего отца, который был в свое время старшим государственным чиновником в администрации Пруссии и верно служил Второму рейху.

«Что касается меня, — вспоминал позже фон Папен, — то я допустил одну важную ошибку, недооценив наглую напористость национал-социалистов, с которой они стали воплощать в жизнь свою «Новую идею», адресуясь при этом не к буржуазии, все еще мыслившей категориями XIX века, а к широким массам, и в первую очередь — к их инстинктам, а не к их рассудку. Нацисты стали использовать методы, которые мы считали совершенно неприемлемыми; мы и подумать не могли о чем-нибудь подобном!»

Так оно и происходило на самом деле. Геринг начал осуществлять «национал-социалистическую революцию», отрабатывая в Пруссии методы и средства, распространенные потом на всю Германию. Он распустил прусский ландтаг (местное законодательное собрание), запретил коммунистам проводить массовые митинги и уволил многих государственных чиновников, не проявивших должной лояльности к нацистскому режиму. Он ввел и еще одно новшество, получившее скоро зловещую известность, создав (декретом от 26 апреля 1933 г.) «государственную тайную полицию» («гехайме штаатсполицай») — гестапо, которая начала следить за образом мыслей граждан, выявляя политических противников нацизма и преследуя их с изуверской жестокостью. Начальником гестапо был назначен Рудольф Дильс, ставший ближайшим помощником Геринга и не жалевший сил, чтобы угодить своему шефу: он составлял для него досье не только на коммунистов и социал-демократов, но и на видных деятелей НСДАП и министров правительства, и этот «взрывчатый материал», примененный в нужную минуту, давал сокрушительный эффект, сметая с пути Геринга его противников и завистников; кроме того, Дильс, имевший хорошие связи на бирже, помогал Герингу спекулировать ценными бумагами, чтобы пополнять свои личные средства и тем поддерживать блестящий статус министра, президента рейхстага и просто любителя пожить на широкую ногу.

Геринг приказал завести так называемые «черные списки», куда включали всех противников национал-социализма. Все, кто в период существования Веймарской республики занимал в Пруссии выдающееся политическое, административное или общественное положение, теперь стали подвергаться преследованиям, и вскоре этот пример был подхвачен по всей Германии.

Здесь просто невозможно не воскликнуть: вот что делает с людьми власть, да еще и свалившаяся неожиданно! Эмми Геринг писала об этом периоде в жизни мужа: «Что-то непоправимо изменилось в нем после дня 30 января 1933 г., когда свершился этот их «махтюбернаме» — захват власти. До этого, находясь в оппозиции, он выглядел более беззаботным, теперь же я часто видела его насупленным, погруженным в мрачную задумчивость».

Действительно, какая перемена, и притом — не в лучшую сторону! Командир боевой эскадрильи — и составитель «черных списков» инакомыслящих; кавалер высших орденов рейха, отмеченный самим кайзером, — и биржевой спекулянт, использующий незаконно добытую информацию; сын прусского государственного деятеля — и жестокий преследователь граждан Пруссии, распустивший прусский ландтаг. Где же «кодекс чести прусского офицера», где «дворянская честь» и «фамильные традиции»? Да, такое было не в правилах «наивного XIX века», о котором упоминал фон Папен; это приметы людей «нового времени», отбросивших «химеру совести» и действующих по «логике революционной борьбы», согласно «революционной необходимости»!

Так поступал теперь, в 1933 г., и Герман Геринг, получивший долгожданную власть и одержимый желанием «отомстить за позор 1918 г.». Он распорядился вооружить всех прусских полицейских пистолетами, вместо резиновых дубинок, и заявил на предвыборном митинге в Дортмунде: «Теперь никто не станет жаловаться на то, что полиция забивает людей до смерти дубинками! И пусть все помнят, что каждая пуля, выпущенная полицейским, — это моя пуля! Пусть попробуют назвать меня убийцей!»