Герман Лопатин - страница 23

– Не потерял, Николай Николаевич, не потерял! Но, – Иоганн Францевич значительно поднял палец вверх, – как говорят у вас в России, нос надо по ветру держать.

– У нас в России, дорогой Иоганн Францевич. Вы же в ней с детства живете, не так ли?

– Совершенно так.

– Ну вот. И я тоже. А потому берите спокойно от противника либеральных идей полчервонца на воспомоществование заключенным пересыльной тюрьмы, хотя в ней, как я полагаю, есть и недруги государя императора.

Они расстались весьма довольные друг другом. Но если бы Иоганн Францевич на следующее утро заглянул во двор чиновника Чурина, то был бы весьма удивлен: у крыльца – запряженные тройкой сани, в них – вещи географа. Он уезжал.

У городской заставы на западной окраине Иркутска его нагнал возок с полицмейстером и жандармом.

Пока будочник, волоча по снегу пудовые валенки, тащился поднимать шлагбаум, полицмейстер вылез из саней и подошел к Любавину:

– Как же так, Николай Николаевич, уезжаешь и не попрощался?

– А мы это сделаем сейчас, – любезно ответил Любавин.

– Нет, помилуй, зачем же здесь, на морозе? Так не годится. Поедем ко мне.

– Благодарю, но я спешу.

– Что так?

– Получил депешу. Требуют поторопиться.

– Вот совпадение! И я получил депешу, – глаза полицмейстера смеялись, – вместе и почитаем.

– На обратном пути – с удовольствием.

– А ты шутник, Николай Николаевич. Депешка-то тебя касается.

– Не может быть.

– Вот мы и выясним, может или не может. Пожалуй в мои саночки.

Жандарм пересел в сани Любавина, а Любавин сел к полицмейстеру.

– Так что ты на это скажешь? – полицмейстер достал из стола телеграмму и протянул ее Любавину.

Тот прочитал:

«В Иркутске находится человек, фамилия которого нам неизвестна. Он едет освобождать Чернышевского».

– Не понимаю, почему вы не показали раньше? – пожал плечами Любавин и ткнул пальцем в число – телеграмма была получена три недели назад.

– А ты зоркий, – усмехнулся полицмейстер. – Я-то сразу понял, как тебя сегодня в санях увидел, что уезжать навострился. Этот дурак, немец, спугнул тебя. Спугнул ведь?

Любавин пожал плечами.

– Напрасно уклоняешься. Мне ведь ясно, что человек, о котором говорится в телеграмме, – ты.

– Доказательства!

– Ну-ка дай твой вид.

Любавин протянул паспорт.

– Так, – Бориславский повертел в руках паспорт, – все как будто в порядке. Придется осмотреть вещички.

– Но как вы смеете! – вспыхнул Любавин. – Я дворянин.

– Я тоже дворянин, – невозмутимо заметил Бориславский. – Вот ты мне как дворянин дворянину и покажи свое имущество. Без шума.

– Я ничего не стану показывать!

– Тогда мы сами. Ижевский?

В комнату вшагнул жандарм.

– Обыщи.

Жандарм запустил руку во внутренний карман сюртука Любавина и вытащил толстый бумажник.

Потом прощупал другие карманы.

Пока жандарм рылся в вещах (их внесли в комнату), полицмейстер внимательно рассматривал вынутые из бумажника документы.

– Любопытно получается, – наконец сказал он, – кто же ты такой? Русский дворянин Любавин, сербский студент Рокич, поручик Грибоедов или штабс-капитан Скирмунт? У тебя четыре паспорта. Какой из них настоящий?

– Я Николай Любавин, эти три я нашел на дороге. Могу все объяснить.

– Придется. Только учти, что запрос в Петербург о личности Николая Любавина будет послан сегодня же. Не советую вилять.

Наступило молчание.

Полицмейстер, улыбаясь, смотрел на арестованного. Тот спокойно смотрел на полицмейстера:

– Меня зовут Николай Любавин.

– А зачем ты хочешь увезти Чернышевского?

– Я приехал в Сибирь не за этим.

– Опять виляешь.

– Повторяю, не за этим. Чернышевский тут ни при чем. Петербург можете об этом не запрашивать. Оттуда вам все равно не помогут.

– А мы и без Петербурга, – спрятал улыбку Бориславский, – торопиться нам некуда.

Торопиться было некуда. Следствие потащилось медленно, по старинке, со вкусом. Полицмейстер вознаграждал себя за полное отсутствие крупных политических дел в губернии. До сих пор он получал готовеньких преступников из Европейской России и лишь законопачивал их в безвылазные дыры Восточной Сибири да ставил в известность Петербург о поведении поднадзорных. Теперь столица должна была ожидать иного рода известий: в Иркутске