Германия на заре фашизма - страница 46

Доктор Отто Мейснер, уже достигший сорокапятилетнего возраста, быстро продвигался по служебной лестнице. До Первой мировой войны он был железнодорожным чиновником, затем, во время войны, экспертом по перевозкам. Его непосредственный начальник Рудольф Надольны, став в 1919 году статс – секретарем только что избранного президента Эберта, взял его к себе в качестве помощника. Когда Надольны покинул свой пост, перейдя на дипломатическую службу, Мейснер стал его преемником. Он никогда не был, как утверждали многие, социал – демократом, но в 1919 году вступил в демократическую партию. Добросовестный работник, вежливый и обходительный в общении, он являлся в первую очередь техническим и юридическим советником Эберта, но, поскольку ему приходилось поддерживать связь с правительством, рейхстагом и другими официальными учреждениями, он успел приобрести политическое влияние. При Гинденбурге, который не нуждался в советах и руководстве, это влияние быстро возросло. У Мейснера не было сильных политических убеждений, и его демократическое прошлое не препятствовало гармоничному сотрудничеству. Канцлеру Марксу он говорил, что считает себя исполнительным офицером президента, обязанным выполнять его приказы. Будучи человеком прагматичным, он стал хорошим помощником новому шефу, чей подход к политическим проблемам не слишком отличался от подхода Мейснера.

Прагматизм стал руководящим принципом политики Гинденбурга. Еще во время избирательной кампании он говорил, что форма государства не имеет особого значения, главное – дух, питающий эту форму. Это заявление изначально принадлежало не ему; оно в свое время было весьма популярно в монархистских кругах, которые старались оправдать свое сотрудничество с республикой. Маршал без труда принял его, потому что всегда рассматривал государство как аполитичный организм, ядро которого не должны затрагивать политические или идеологические споры. Именно такому государству он считал своим долгом служить. В его поведении содержались элементы той лютеранской этики, которая требует, чтобы истинный христианин служил там, куда его направил Господь, но в основе своей это было все же поведение солдата. Потомственный военный, он научился выполнять свои обязанности, не задавая вопросов. Работать и подчиняться – таковы были истинно прусские составляющие веры. Он принял создание империи без особого энтузиазма и теперь был также готов принять существование республики. И если он может служить государству, не обращая внимания на свои сомнения, все остальные тоже могут и должны поступить так же, позабыв о своих личных предпочтениях. Ничто не могло разочаровать его больше, чем нежелание немецких националистов (как и раньше) занимать государственные посты – разве что на их собственных партийных условиях.

Гинденбург желал исполнить свой долг – как он поступал всю свою жизнь. Как предписывала конституция, это означало для него работу совместно с рейхстагом и правительством. Маршал оставил в должности не только Мейснера, но и весь кабинет канцлера Лютера со Штреземаном в должности министра иностранных дел. Однако советники правого крыла далеко не всегда могли встретиться с президентом. В июне Лебель жаловался, что ни разу не видел Гинденбурга после выборов, хотя «блок рейха» оказал маршалу эффективную поддержку на избирательных участках. Когда же Вестарп позвонил президенту, Гинденбург дал понять, что не желает получать незатребованные советы.

И все же сомнения, которым заботливо не давали исчезнуть старые друзья, продолжали тревожить маршала. Одним из первых посетителей стал его старинный друг – генерал фон Крамон, выполнявший функции офицера связи между Гинденбургом и бывшим императором. Гинденбург заверил Крамона, что считает себя всего лишь временной заменой императора и ничто не порадует его больше, чем возможность освободить свое место для монарха. Его преданность бывшему императору, вне всяких сомнений, была делом глубочайшего убеждения, и она столкнулась, что было неизбежно, с решимостью следовать советам правительства. Гинденбург понимал, что вопрос о немедленной реставрации монархии на повестке дня не стоит, и за все время своего президентства ни разу не предпринял ни одного шага в этом направлении и даже не содействовал такой попытке. Однако он не мог игнорировать предостережения о том, что политика правительства и рейхстага уничтожает последние составляющие того монархического государства, при котором Германия достигла своего величия. Только монархическое государство может помочь стране его вернуть. Слуга своего монарха, символ непартийного государства, чья первоочередная задача – противодействовать узким партийным интересам, маршал был призван защищать то, что осталось от этого государства. С самого начала он оказался между двух полюсов своей преданности, и временами колебания делали его сотрудничество с правительством весьма затруднительным.