Герой гражданской войны Иван Назукин - страница 25

стр.

Условия для восстания были благоприятными. Остатки деникинской армии на Северном Кавказе доживали последние дни. В крымских белогвардейских частях и тыловых учреждениях царили разложение и панические настроения. Ярким примером этого является случай, о котором сообщает И. З. Каменский.

Однажды в лучшем ресторане города «Астория», переполненном офицерами и беглой буржуазией, кто-то по неосторожности, случайно выстрелил из револьвера. Поднялась невообразимая паника. С криками «Большевики!», «Восстание!» насмерть перепуганные офицеры, забыв о своем «рыцарском» долге, сбивая с ног женщин и штатских, бросились к дверям и к окнам в поисках спасения…

Назукин ставил перед большевиками города большую и смелую задачу: после захвата города и узловой станции Владиславовка выйти со своими боевыми отрядами по Арбатской стрелке, доходящей по Гнилому морю (Сивашу) почти до Геническа, навстречу наступающим частям Красной Армии и открыть им дорогу в Крым в обход сильных укреплений белых на Перекопе и Чонгаре. Трудно сказать, был ли ему известен исторический пример, когда в 1737 году русские войска под командованием генерала Ласси именно таким путем ворвались в Крым.

Военно-революционный комитет провел всестороннюю подготовку к восстанию, наметил день выступления. Но проникший в ряды подпольщиков провокатор предал белогвардейской контрразведке руководителей большевистской организации. Глубокой ночью в конце января Назукин был арестован.

Начались допросы, сопровождаемые избиениями и пытками.

— Ваша фамилия, имя отчество?

— Вы знаете — Андреев Алексей Алексеевич.

— А как настоящая?

— Это и есть настоящая.

— Врешь, собака! — Удар кулаком в лицо.

— Это твоя подпольная кличка «дядя Ваня»?

— Что вы? Если я дядя, то дядя Алеша…

— Ты еще улыбаешься? — Снова удар, второй, третий…

— Рассказывай все о подпольной большевистской организации, а то будет плохо.

— Ничего и никого я не знаю…

Избивали кулаками, плетями, шомполами. Назукин молчал. Загоняли ржавые булавки под ногти, подвешивали вниз головой, прижигали тело горящими папиросами, кололи штыками. Но ничто не могло сломить воли героя-большевика. Он даже не сказал врагам своего настоящего имени.

Участник большевистского подполья, рабочий феодосийской типографии И. Коганицкий рассказывает: «Контрразведка пыталась шомполами заставить его говорить о связях подпольной организации. Как передают, вся спина его была превращена в сплошную кровавую рану, но ни звука, ни стона белые звери не выбили из железного сердца «дяди Вани». И лишь для того, чтобы скорей наступил конец, он им сказал, что он «матрос Иван» и что больше никого и ничего не знает… Новые и новые пытки дали те же результаты»[36].

И. З. Каменский, сидевший в тюрьме вместе с Назукиным, свидетельствует «о необыкновенной бодрости, бившей неиссякаемым фонтаном в этом изумительном человеке и поднимавшей дух его товарищей по заключению»[37].

Тяжелые дни переживала подпольная большевистская организация. Многие ее участники разыскивались контрразведкой и вынуждены были выбраться в деревни или в горы к партизанам. Оставшиеся в городе подпольщики принимали все меры к тому, чтобы освободить Назукина и других арестованных товарищей. И. З. Каменский передал на волю план тюрьмы. Удалось подкупить помощника начальника тюрьмы Филатова. Боевой отряд готовился к ночному налету на тюрьму. Но события опередили подпольщиков.

Белогвардейское командование спешило расправиться с арестованными. Вместе с другими восемью арестованными Назукин предстал перед военно-полевым судом. В зал суда его привели из тюремной больницы. Весь в синяках и кровоподтеках, страшно усталый, изможденный, но, как всегда спокойный, с гордо поднятой головой, с обжигающим взглядом горячих серых глаз. Он не только стойко держался сам, но и подбадривал товарищей.

Судебный процесс шел при закрытых дверях и продолжался лишь один день. Председательствовал полковник Волосевич, с обрюзгшим лицом пьяницы, похожий на бульдога (по характеристике И. З. Каменского). Он вел допрос не как председатель суда, а как следователь контрразведки, запугивая и угрожая, брызгая от злобы слюной.