Герой на все времена - страница 6
Сегодня. Двадцать седьмое июня. День, когда я упал с высоты тридцати футов во время съемок и сломал пять позвонков в спине. Мне повезло. Я выжил.
Этот ужасный день — день смерти моей карьеры. И во всех остальных смыслах тоже.
— С тобой покончено, — говорит Девон.
— Больше никаких фильмов с Лиамом Стоуном?
— Больше никаких фильмов.
Я смотрю на себя сверху вниз. Бесформенное тело, потрепанная одежда. Я ведь уже это знал?
Провожу рукой по лицу, по щетине.
— А что насчет...
— Нет.
— Или...
— Нет.
— Я могу...
— Нет. Дружище. У тебя было два шанса. Ты сорвался во время съемок обоих. Это стоило миллионы долларов. Отставание от графика производства на месяцы. Никто тебя не наймет. Ты — обуза. Никому не нужен такой человек.
— Даже не...
— Нет.
И вот я сижу с пониманием, что все кончено. Я знал это. Знал не один год. Всё это просто медленное, постепенное, болезненное скольжение ко дну.
— Возьми рекламу геморроя. Ты можешь прокормить себя, хорошо зарабатывать на рекламе, играя на ностальгии.
— Мне не нужны деньги. Мне нужно...
— Лиам. Дружище. Знаешь, как тебя называют в городе?
Качаю головой. Я не хочу знать, но не могу заставить себя возразить, потому что в горле стоит ком.
— Старый придурок Стоун. Супер-ноль. Сумасшедший комический орешек Ку-Ку.
— Ладно, — мне не хочется больше ничего слышать. Но он продолжает.
— Есть одна шутка, которая ходит повсюду. Тук-тук.
Думаю, это та часть, когда я слышу, насколько полным и тотальным стало мое падение с голливудского олимпа.
— Кто там? — спрашиваю я. Мои плечи сгибаются в ожидании удара.
— Лиам Стоун, — говорит Девон.
— Какой Лиам Стоун?
Он смотрит мне прямо в глаза и говорит:
— Точно.
Девон дает понять смысл шутки. Какой Лиам Стоун? Именно.
Меня забыли. Я — бывший.
— Я ничего не могу сделать? — спрашиваю в отчаяние.
— Дружище. Ты разгромил съемочную площадку. Вышел из себя, у тебя случился какой-то безумный срыв, и теперь тебя зовут чокнутым. Я не могу исправить сумасшествие.
— Я не... — останавливаюсь.
Я вижу себя его глазами. Глазами всего мира. Я выгляжу как исчадие ада. Живу как отшельник. Мне нельзя доверять. Мои плечи опускаются. На мне лежит тяжелый груз, не имеющий ничего общего с календарной датой.
— Я свяжусь с тобой по поводу рекламы, — говорю я.
— Вот это мой мальчик, — говорит Девон. И, не попрощавшись, вешает трубку.
Я держу телефон, смотрю на свое лицо, все еще запечатленное в камере.
Когда-то оно украшало киноэкраны по всему миру. Когда-то его любили миллионы.
А теперь...
Я был как лампочка. Голливуд подключил меня к сети, и пока я ярко светил, они зарабатывали миллионы. Но как только потускнел, они вытащили меня и выкинули. Через пять секунд у них появилась другая лампочка, светившая так же ярко, как и я. Меня можно было заменить. Я не понимал этого, пока светил. Но для Голливуда актеры — не люди, а товар.
Я был товаром.
Но даже зная это, я бы все равно отдал все, чтобы вернуться. Чтобы снова блистать. Чтобы меня любили миллионы.
Глава 3
Джинни
— Передайте, пожалуйста, картошку, — просит Хизер.
— Конечно, — я поднимаю старинное блюдо с картофельным пюре. Энид всегда достает старинный фарфор, когда Хизер и ее муж приходят на воскресный обед. Я передаю Хизер блюдо, и она морщит нос.
— Как дела? — спрашивает она.
— Хорошо. — Много лет назад я поняла, что чем меньше говоришь Хизер, тем лучше.
Ее муж, мэр Джоэл Уилсон, усмехается и откидывается в кресле.
— Это хорошо. Очень хорошо. Я волновался, что нам придется искать для тебя работу.
Я улыбаюсь, что, наверное, больше похоже на то, как росомаха скрипит зубами. Я все еще работаю персональным тренером и фитнес-инструктором, на той же работе, что и последние три года. Как известно Джоэлу.
— В семье не должно быть безработных, — говорит Джоэл остальным за столом.
— Она не семья, — заявляет Финик. Он младший брат Хизер и ее подопечный с тех пор, как их родители умерли в прошлом году.
— К счастью, — отзывается Редж, сын Хизер. — Уилсоны — не неудачники. — Он немного старше Бин. У него пулевидная голова отца и характер матери.
— Мы ходили к Лиаму Стоуну, — сообщает Бин. Она подпрыгивает на своем месте, и несколько горошин скатываются с ее тарелки.