«Гестапо-Мюллер». Карьера кабинетного преступника - страница 6
Впредь я стал называть его «группенфюрер»[67]. Было ли это щегольство Мюллера, или, что вероятнее всего, верность режиму, заложенная в воинском звании, заставившая шефа гестапо попросить своего ближайшего друга дать необходимые разъяснения секретарю?
В своей частной жизни Мюллер был довольно скромным человеком. Так, например, во время войны он не отказался от продовольственных карточек[68]. Публичные выступления напоказ и щегольство Германа Геринга были Мюллеру абсолютно чужды. Не было найдено никаких документов, свидетельствующих о его выступлениях перед общественностью. Как в «Новостях из рейха»[69], так и в «Сообщениях сопаде»[70] нет никаких материалов, касающихся личности Генриха Мюллера. Даже в бункере канцелярии рейха он носил незаметную гражданскую одежду.
Как любой немецкий гражданин, в соответствии с нюрнбергскими законами, Генрих Мюллер должен был доказать свое арийское происхождение. Письмом от 27 февраля 1936 г. его «арийский статус»[71] засвидетельствовало действующее в интересах СС учреждение, занимавшееся расовыми и миграционными вопросами. Предпосылкой для получения всех прав в «третьем рейхе» являлось безусловное доказательство арийского происхождения. Для членства в НСДАП и ее структурах необходимо было собрать полное доказательство своего происхождения, документально засвидетельствованное с 1800 г. Мюллеру удалось, пусть даже не совсем полно, документально подтвердить свою родословную, начиная с 1750 г.[72]
В политической оценке служащего Генриха Мюллера руководство НСДАП большое внимание уделяло его личным качествам: «Что касается черт характера Мюллера, они были оценены еще ниже, чем его политические качества. Он ведет себя бесцеремонно, расталкивая всех локтями, выставляет напоказ свое прилежание и нескромно украшает себя «чужими перьями»[73]. Бывший член СД Геттл писал о Мюллере: «Кто находился под подозрением, противостоял или мог противостоять, был для него противником, которого он преследовал со всей жестокостью и беспощадностью своего характера»[74].
Генрих Орб описал его как человека жестокого и имеющего садистские наклонности[75]. Почему же Генрих Мюллер успешно продвигался по служебной лестнице в гестапо? Тесная совместная работа СС и полиции привела к тому, что партия не могла оказывать влияния на выбор сотрудников. К тому же, руководству партии было трудно влиять на верхушку СС, на таких людей, как Гейдрих. Начальник гестапо, а позлее и РСХА, часто вступался за своего служащего Мюллера.
Ясно одно: Мюллер никого не преследовал из личной мести и не использовал власть в своих целях. Было бы неправильным охарактеризовать его как патологически жестокого человека. Оценка Геттла основывается, скорее всего, на его личной враждебности к Мюллеру. В то же время хитрость Мюллера заключалась в том, что он сам не пачкал рук в крови, а заказывал массовые убийства, сидя за письменным столом. Он действовал, конечно же, не из садистских мотивов, как это делали многие палачи в концентрационных лагерях; просто ему, как прагматику, было любое средство хорошо для достижения цели. Он чувствовал себя представителем государства, считавшим, что ему одному было дано право творить насилие и это насилие узаконивать. Его сотрудники вспоминают о нем как о корректном начальнике, который всегда был готов выслушать их. Его любовница Анна Ш. сохранила о нем память как о заботливом отце семейства[76].
Вальтер Шелленберг, бывший руководитель разведывательного управления в РСХА, создает такой портрет Генриха Мюллера в своих, не отличающихся особой достоверностью, мемуарах[77]. «Мюллер был сдержан и немногословен, имел типичный баварский акцент. Маленький, коренастый начальник криминальной полиции рейха, с угловатым черепом, с тонкими, сжатыми губами и холодными карими глазами, которые почти постоянно были наполовину прикрыты подергивающимися веками, вызывал у меня не только отвращение, но и делал меня неспокойным и нервным. Его большие руки с толстыми, узловатыми пальцами оставляли жутковатое впечатление. У нас никогда не доходило дело до доверительной беседы. Причиной, скорее всего, было то, что Мюллер еще не расстался со своей бывшей работой секретаря-криминалиста мюнхенского управления полиции и не был в состоянии найти слов для завязывания беседы.