Гейдельбергские влюбленные - страница 7
Ах, молодость, молодость! И все-таки ты безумна! Вероятно, это главное твое достоинство.
Девушка была так пригожа и находилась с ним наедине в такой соблазнительной близости!
Из сострадания и любопытства он поднес свои губы к ее щеке.
Вот, оказывается, ради чего его собратья преследуют женщин!
Он пытался внушить себе, что нехорошо использовать беззащитность красавицы. Да разве он какой-нибудь ветреник!
И Дмитрий вновь запечатлел поцелуй. Теперь уже на ее устах. Не столь невинный и не столь торопливый.
Вскоре Зинаида открыла глаза и села.
Первыми ее движениями были оправить платье и взяться за книгу.
Зинаида строго и сдержанно, как нашкодившему школяру, принялась выговаривать явно находящемуся не в себе молодому человеку, непредвиденно вставшему перед ней на колено, что существовать воровством в приличном обществе зазорно, а ежели сударю недостает средств на пропитание, то она готова откликнуться на его горе, хотя, конечно, много подать не в силах.
Дмитрий приносит извинения, просит пощады. И желает объяснить ситуацию.
Зинаида велела ему сесть рядом и обо всем поведать.
Свет в комнате приглушен. Ни лица повествующего Дмитрия, ни лица внимающей ему Зинаиды не разглядеть.
(Рассказчик поет)
Далее с Дмитрием и Зинаидой творится странное: ведут они себя очень церемонно, как чопорные и по этикету слегка жеманные кавалер и дама века пышных и напудренных императриц. Очевидно, в эдакой полумаске они менее скованны.
Зинаида не склонна считать Дормидонта паршивцем и записным сердцеедом и твердит о его возрасте, о его крайне необузданной игре воображения. Разумеется, Дормидонту выходка его с рук не сойдет, и ему не избежать сурового наказания.
Дмитрий рассуждает, что дело, по-видимому, в тонкой материи безгрешной страсти, поэтому у Дормидонта, пожалуй, есть веский повод для снисхождения.
Зинаида стоит за необходимость круга, перехлестнувши который, чувства низки и преступны.
Он замечает ей, как она кротка и воспитанна.
Она — как он мужественен и добродетелен.
Он — что-то про таинственность и печаль в ее очах.
Она — нечто о его светлом и неоцененном уме.
Она вымаливает у Дмитрия покровительство над ее влюбленным непутевым братцем.
Он — клянется, что позаботится о его счастии.
После чего Зинаида сказала себе: это мой Дмитрий, никому его не уступлю!
А Дмитрий мысленно повторял: Зинаида моя, Зинаида!
Дмитрий и Зинаида разом подымаются. Она роняет книгу. Протяжный и обоюдоострый поцелуй.
Жаль, что хронографы уездного городка не отметили столь замечательный факт: Зинаида несколько минут своей сознательной жизни провела не читая.
Появляется понурый Дормидонт. Двигается будто слепой и немощный. Задевает узлом за вазу и круглый столик, они падают.
Дормидонту на это наплевать. Он замирает среди комнаты, не выпуская узла.
Зинаида и Дмитрий отпрянули друг от друга.
Зинаида наклоняется за книгой. Дмитрий — чтобы ей помочь.
Вдвоем поднимают книгу, вдвоем начинают ее читать. Вдвоем идут к Дормидонту и отбирают у него узел. Вдвоем, как сынишку, гладят его по голове. Дормидонт бесчувственнее и бессмысленнее камня.
Дормидонт, с утра кружа по улицам и огибая городские огороды, закопался в себя на небывалую глубину.
Вытащить его оттуда, как догадалась Зинаида, можно только взрывом.
Зинаида что-то шепчет на ухо брату. На его лице постепенно появляются признаки оживления и интереса. И вдруг он резко оттаивает. Замечает Дмитрия. Охотно и благодарно кланяется ему и крепкой дланью отвечает на рукопожатие.
А потом ни с того ни с сего озорно задирается. И у Дмитрия с Дормидонтом происходит веселая молодецкая потасовка.
А Зинаида со своим Бомбонисом Самурайским кружит вокруг них.
Пожалуй, не менее бочки пороху оказалось в словах Зинаиды. Что же то были за слова? Сестрица сообщила брату, что Дмитрий послан к нему Машенькой. Для перемирия.