Гибель дракона - страница 10

— Принесите веревку!

Но веревкой уже обвязывался командир отделения сержант Золотарев. Ему помогал суетливый крепыш Камалов, который и тут не забывал улыбаться, обнажая мелкие зубы.

— Вы только конец держите крепче, — просил рослый сержант. — Не дайте безвременно погибнуть, — улыбнувшись, он смело кинулся в воду, крикнув по-моряцки: — Трави коне-ец!..

Голова Золотарева, повязанная носовым платком, белела уже далеко. Течение тащило его на середину потока, прямо к комбайну, застрявшему на мели.

— Доплывет? — тревожно спрашивали солдаты друг друга.

— Какой разговор! — беспечно шумел Камалов. — Обязательно доплывет: он с Волги!

Это была заведомая неправда: многие знали, что Золотарев до призыва жил в сухом и безводном Заволжье. Но Камалову не перечили: очень уж всем хотелось, чтобы сержант доплыл.

И Золотарев плыл. Все свои силы и невеликое искусство пловца расходовал он только на то, чтобы удержаться на поверхности воды. Но веревка намокла, стала грузной и тянула ко дну. «Хоть бы не зацепилась», — подумал сержант, плывя «саженками» в полосе спокойной воды. Но вот и стремя. Здесь повеяло холодом, как из погреба в летний день, и тут же словно кто-то толкнул его в спину широкой и мягкой ладонью. Мимо мелькнул тюк, несший на себе беспокойно метавшуюся крысу. Крыса прыгнула на Золотарева, но упала в поток и пропала.

Через минуту сержант уже отдыхал на лесенке комбайна, надежно привязав веревку за поперечный брус внизу. Плыть обратно, против течения, он и не помышлял, решив подняться на мостик и «доехать» до берега. В конце концов, рассудил он с обычной шутливостью, лишние четыре-пять пудов не составят особой трудности для роты солдат, к тому же плавать на комбайне, кажется, никому еще не приходилось. Поднявшись на ходовой мостик, Золотарев, не заметив, наступил на притаившуюся в углу крысу. Та отчаянно запищала и больно укусила сержанта за голые пальцы. Золотарев испуганно дернул ногой, крыса взлетела и упала в воду.

— Сколько нечисти вымыло! — негромко воскликнул Золотарев, поморщившись от боли и отвращения, и замахал руками, давая сигнал роте. Дрогнув, комбайн медленно пополз против течения.

Карпов со взводом подбежал к роте вовремя. Солдаты сейчас же облепили веревку и, скользя по размытой насыпи, полезли вверх. Падая на колени, Карпов полз вместе со всеми, удивляясь вернувшейся силе и тому, что ему вдруг стало нестерпимо жарко.

— Раз, два! — звучал голос комиссара.

— Взяли! — разноголосо, невпопад, отвечали солдаты.

— Еще раз!

— Взяли!

Вскоре Золотарев спрыгнул с мостика.

— Замерзли? — обратился комиссар к солдатам, вытирая окровавленную, обожженную о веревку руку.

— Зачем замерзли, товарищ комиссар? — с серьезным видом ответил Камалов. — Пропотели! До нитки мокрые, — он стоял по колени в воде и выжимал гимнастерку.

Замелькали веселые улыбки.

Уходя, Подгалло позвал с собой Карпова. По пути он велел ему идти в роту переодеться, обсушиться. Ни одного лишнего слова, никакого намека на старое знакомство. «Не узнал», — решил Карпов, уже с сожалением, даже обидой, хотя при первой встрече сегодня сам хотел, чтобы случилось именно так: зачем лезть в глаза, зачем в служебные отношения вплетать личные чувства?.. «Впрочем, все к лучшему. Так проще».

Переодевшись, Карпов хотел идти в штаб полка, но у дверей казармы его встретили комиссар и усатый лейтенант, еще мокрый и грязный.

Ветер разогнал тучи. Поток, недавно такой бурный и стремительный, убывал на глазах.

— Вот, товарищ Карпов, ваш командир роты.

— Лейтенант Самохвал, — отрекомендовался усатый, протягивая руку и внимательно оглядывая Карпова.

— Господи, пронеси... — трясущимися губами шептал Трюнин. Сдерживая дыхание, он долго лежал неподвижно, прислушивался. Все было тихо. Это несколько успокоило. — Господи, пронеси... — повторил он уже на распаханной полосе — рубеже России.

Знакомая падь. Теперь только бы добраться до Куриной головы — одинокого камня на краю болота. Там до поселка шесть километров, распадками можно дойти никем не замеченным. Капельки дождя упали на щеку. Трюнин вздрогнул. «Посильнее бы разошелся... смыл бы след... дай-то, господи!..» И, будто услышав горячую молитву Трюнина, хлынул короткий, но обильный дождь. Опять — от камня к камню, от куста к кусту. Опять: «Господи, пронеси!».