Гибель гранулемы - страница 3

Павел молчал.

— Жена не пряник, а ржаной ломоть, — ворчала мать, глядя в сторону.

— Это как?

— А так. Сладости в ней особой нету, а прожить без нее нельзя.

— Мудрено говорите вы что-то.

— Экая верста выросла, а ума и вершка нету, — злилась мать. — Не век же тебе по девкам бегать? А постирать, обед сварить? Не сам ли у корыта станешь?

Павел краснел, говорил с досадой:

— Только для того и жена нужна?

— А то еще для чего? — хмурилась мать.

— А любовь, мама, вы ни во что разве ставите?

— Ну, это, сынок, ваш брат и без попа… — она осеклась и растерянно посмотрела на сына.

Павел хмурил разлатые брови, кусал пухлые губы, но молчал.

На десятый день, только-только загорланили первые петухи, он собрал в кучку книги, белье, старые доармейские конспекты. Белея от волнения, вышел на кухню к матери с чемоданом.

Мать тоже побледнела и стала мелко крестить сына.

Бабушка заплакала. Утирая концом платка слезы, говорила:

— Вот помру, Панюшка, и не свидимся более на этом свете. Пожалел бы старуху.

Вечером в город шла складская машина. Складом ведал отец Алевтины, и Павел уговорился со стариком, что шофер захватит его, Абатурина, с собой.

Мать и бабушку попросил не провожать его к складу. Перед уходом вместе с ними посидел молча и, решительно взяв чемодан, вышел на улицу.

Машина уже стояла на месте. Магеркин, отец Алевтины, запыхавшись, будто после быстрой ходьбы, напутствовал водителя.

Увидев Павла, шофер повеселел и спросил начальника склада:

— Все, что ли? Можно ехать?

— Повремени, — покачал головой Магеркин. — И дочке что-то в город взбрело.

Пожав руку старику, Павел влез в кузов.

Вскоре пришла Алевтина. С ней был небольшой узел.

Шофер открыл дверь в кабину.

— Я тоже в кузов, — не глядя на отца, сказала Алевтина. — Мне наверху способнее.

Шофер понимающе улыбнулся и захлопнул дверцу.

Машина круто взяла с места и выехала за деревню.

Ветер бил в лицо запахами сохлой травы, полынной горечи, перепаханной под зябь земли.

Сразу за деревней Алевтина отдала узел Павлу, сказала:

— Это тебе. Поесть немного, кастрюлька, тарелки, ложка. Надо думать, ничего у тебя нет.

Покосилась на Павла, вздохнула.

— Когда все по дороге валя́т, зачем мне на обочине спотыкаться? Я ведь о коммунизме тоже думала. Он — что такое? Когда всем хорошо, я так понимаю. А это, выходит, каждому — хорошо. А как тебе хорошо будет, коли ты о себе не заботишься? Значит, каждому надо за свое счастье драться. Только локтями никого не пихай. Не прежнее время. Так ведь? А по-другому как?

— Счастье, оно тоже разное, Аля.

— Ну, я понимаю: кому — свиной хрящик, кому… Так что ж ты от меня хочешь?

Павел смутился:

— Нет, ничего.

Магеркина покачала головой, усмехнулась.

— Ты о чем? — спросил Абатурин.

— О чем?.. Блажной ты какой-то и не понятный мне.

Помолчала немного, вымолвила, будто соображала вслух:

— Нравишься, а любви нет. Может так быть?

Сама себе ответила:

— Может. А то разве выпустила б тебя из рук?

Прижалась на миг к Павлу, легонько оттолкнула от себя:

— Прощай, Паня. Всяко в жизни случается.

Постучала в кабину. Шофер остановил машину.

— Деньги я дома забыла. Вернусь. Езжайте одни.

В Магнитке Абатурин пришел в общежитие, где жил до армии.

Парни тут все были незнакомые, совсем молоденькие. Они долго советовались, как поступить, и, наконец, устроили Павла на одной из незанятых коек.

— Ты утром пораньше соскочи, — говорил ему сосед по кровати. — Хозяин со смены придет.

Павел поднялся затемно, застелил койку и, сунув чемодан в угол, пошел в контору.

Начальник отдела кадров долго осматривал его документы, без смущения сличал фотографии на них С лицом Павла и напоследок сказал весело:

— Повезло тебе, Абатурин. Рад за тебя. Где ночевал?.. В первом. Ну, мы тебя в десятое пошлем. Комната, как игрушка. Четыре койки. Две свободные. Занимай любую.

И вздохнул:

— Я лично в бараке жил. Сорок душ на комнату. Пять градусов Цельсия. В первую пятилетку.

Покусал кончики усов, подмигнул:

— Впрочем, ничего жили. Весело. Дай бог всем.

Он позвонил в жилищный отдел, договорился о койке в общежитии и, крепко потряхивая на прощанье руку, попросил:

— Не женись быстро. Потерпи. Квартир мало.