Гибель отложим на завтра. Дилогия - страница 17
Вот как обрел Ханке дело свое. И прозвали его после этого Ханке-плут или Ханке-двуликий. Потому что больно любит он над людьми да Богами подшутить да поглумиться.
Завсегда Ханке опасаться надо. А если сам человек кого обмануть пытался, да не вышло, так и того паче. Не нравится Ханке, когда его дары просто так пропадают. Тогда он сам так над тобою посмеется — что берегись, можешь и головы не снести, вот как этот несчастный.
Бридо кивнул в сторону свертка, который конюхи уже снимали с телеги.
— Да, вот как этот несчастный, — повторил он.
— Забавная легенда, — кивнул Ларун.
— Да, про Ханке все такие, — хохотнул Бридо. И они надолго замолчали.
Сверху, из замка, доносился веселый шум пира и звуки баллады о морском короле, которого русалка на дно заманила, так полюбившейся многим воинам.
Ларун обернулся, взглянул на освещенные окна замка и еще раз обреченно вздохнул.
Кхану снился нехороший сон, где он стоял в огромном поле…
Он стоял на поле, усеянном цветами. От земли парило. В свете солнечных лучей казалось, будто цветы оживают и протягивают ему лепестки, словно руки.
«Будет гроза», — подумал Элимер и понял, что хочет почувствовать ее силу.
Он посмотрел на себя будто со стороны и увидел, что на нем развевающиеся белые одежды. Улыбнулся и неторопливо сделал несколько шагов. Наклонился к цветам: они казались удивительными, каждый словно светился живым теплым огнем. Элимер осторожно дотронулся до лепестка, но — о, Боги! — цветок обратился в пепел. Дотронулся до второго, третьего — и они тоже в пепел. Прахом рассыпались под пальцами.
«Будет гроза, — снова подумал Элимер. — Это хорошо, дождь оживит их».
«Гроза очищает… Гроза очищает» — услышал он доносящийся издалека знакомый голос.
На открытую ладонь упали первые капли.
Одна, вторая.
Они чисты и прозрачны.
Словно слезы. И так приятно холодят разгоряченное тело.
Третья, четвертая.
Отчего-то теперь они стали теплыми и окрасились багряным.
Это кровь.
Кровь — шептал дождь.
Кровь — вторили цветы, превращаясь в пепел.
Кровь — неумолимо стучало в висках.
Элимер попытался опустить руки, но не смог.
Они стали липкими, кровавый поток стекал по пальцам, капал с волос, белая одежда потемнела и прилипла к телу. Элимер попытался закричать, но голос ему не подчинился.
Запах. Запах крови. Такой странный — отвратительный и одновременно манящий.
«Ты слишком много убивал, теперь они пришли мстить», — мелькнула нелепая мысль. Или не такая уж нелепая?
Элимер услышал позади чей-то злорадный хохот. Резко обернулся и увидел брата. Тот стоял на балконе какого-то старого замка и смеялся. Замок медленно приблизился и навис над Элимером зловещей черной тенью. Но Аданэя страшный дождь почему-то не коснулся.
— Это потому, что гроза очищает! — крикнул брат, словно услышал его мысли. — А эта кровь да падет на твою голову, Элимер! Ведь ты никогда не перестанешь любоваться смертью! — и снова хохот.
«Но ведь я приказал отрезать ему язык?» — мелькнула напоследок еще одна мысль, и Элимер в панике проснулся, чувствуя нестерпимую боль в висках, словно голову его сдавило железным обручем.
Он резко вскочил с кровати, в глазах потемнело, боль в голове стала еще острее.
«Приснится же такое», — подумал Элимер, прижимая прохладные пальцы к вискам.
Он посмотрел в оставленное открытым на ночь окно: утреннее солнце ласково освещало покои, а воздух веял прохладой. Видимо, ночью прошел дождь.
«О, Боги, как в моем сне», — Элимер непроизвольно глянул на небо, словно ожидал увидеть собирающиеся на нем тучи. Однако ничего не произошло. Вместо этого раздался осторожный стук в дверь.
— Войди, — устало отозвался Элимер.
Это Тардин. Старик ступил внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь. В течение нескольких секунд изучающее смотрел на Элимера, затем быстрым шагом ринулся к нему.
— Что случилось? Ты сам не свой. Все уже собрались на совет, ждут тебя.