Гибель отложим на завтра. Дилогия - страница 53
— Что ты здесь делаешь? Рабам нельзя тут находиться.
— Я заблудился, — напряженно ответил Аданэй, смотря в недовольное лицо нежданного собеседника. Видимо, не зря его предупреждали быть с ним осторожнее.
— Ты долго смотрел на статую. Зачем? — требовательно спросил юноша.
— Она изумительно живая, — Аданэй ухмыльнулся. — Это так забавно.
— Странно, что ты это заметил, — скривился юноша. — Как твое имя?
— Айн.
— А я — Вильдерин. Советую запомнить. А теперь уходи — рабу не позволено находиться около покоев повелительницы.
В голове Аданэя молнией пронеслась мысль: «Вильдерин — любимец царицы». Гиллара говорила о нем. Однако вместо того, чтобы ретироваться, не привлекая излишнего внимания, он не смог удержаться от насмешки:
— Но такому рабу, как ты, видимо, можно.
— Именно, — невозмутимо откликнулся Вильдерин.
И снова Аданэй не смог сдержаться:
— Расположение царицы дает определенные привилегии, да? — и тут же мысленно обругал себя за несдержанный язык.
Однако Вильдерин, как ни странно, не оскорбился и в гнев не впал. Только растянул губы в кривой усмешке и словно бы в изумлении протянул:
— А смелости тебе не занимать.
— Или дурости, — буркнул Аданэй.
— Этого тоже, — Вильдерин вновь ухмыльнулся, помолчал, внимательно его разглядывая, а затем неожиданно дружелюбно сказал:
— Пойдем, я покажу, как выбраться отсюда. Впрочем, если хочешь, можешь задержаться.
И добавил саркастично:
— Со мной это позволяется. Ведь расположение царицы, как ты знаешь, дает некоторые привилегии.
Аданэй изрядно удивился: слишком уж разительная перемена произошла в поведении царского любовника. То ли он так хорошо прикидывался? Вряд ли. Аданэй, сам склонный к притворству, тонко чувствовал чужое лицемерие.
— Почему ты спросил про статую? — вместо ответа кивнул он в сторону бронзового мальчика.
— Ты смотрел на нее. А я наблюдал за тобой. Просто мне она тоже нравится. Но я удивился, что ты обратил на нее внимание. Большинство эту статую и вовсе не замечает. Она небольшая и по сравнению со всеми этими композициями из белого мрамора и драгоценных металлов — невзрачная. Лишь на первый взгляд, конечно. А на самом деле у нее есть целая история.
— Расскажешь?
— Почему нет? — пожал плечами Вильдерин. — Говорят, ее сделал тысячи лет назад один бедствующий скульптор. Но не здесь, а в какой-то другой стране, которая давно исчезла и названия ее уже никто не помнит, А вот история скульптуры сохранилась. Говорят, сына этого бедняка однажды похитили и продали в рабство. Отец искал его лет десять, а узнал только, что мальчик погиб еще в первый год неволи. Естественно, скульптор впал в отчаяние. Пока однажды не встретил случайного бездомного мальчишку, который напомнил ему сына. И этот мальчик стал позировать бедняку. Родилась статуя. Рассказывали, что скульптор рыдал, когда ее делал. А потом сошел с ума. Решил, что статуя и есть его сын. Сидел возле нее, улыбался, о чем-то говорил. А потом — наверняка в минуту прозрения, — покончил с собой у ее подножия. Его кровь впиталась в гипс статуи. Бронзой-то ее облили позже. Но мне иногда кажется, что дух этого скульптора до сих пор в ней живет. Она долго путешествовала по миру, пока не попала сюда, в Илирин.
— Как странно… — Аданэй устремил в никуда задумчивый взгляд.
— Что странно?
— Страну и ее название давно забыли. Должно быть, так иногда бывает. Исчезают империи, рушатся государства, забываются властители. Зато из забвения всплывают творения неведомых мастеров.
— Так бывает далеко не всегда. Знаешь, сколько во дворце безымянных скульптур?
— Я и не говорил, что всегда. Я сказал — иногда, — немного резче, чем хотелось, ответил Аданэй. Он разозлился на себя за излишнюю сентиментальность.
— Ладно, — Вильдерин рассмеялся. — Я вообще-то не собирался торчать здесь столько времени. Я шел в свои покои. Хочешь, идем со мной.
— Что ж, идем, — Аданэй улыбнулся в ответ, немного поражаясь непосредственности нового знакомого. Теперь тот совсем не походил ни на высокомерного юнца, каким предстал перед ним сначала, ни на наглого раба из рассказов Нирраса и Гиллары.
Палаты, в которых обитал царский любовник, естественно, оказались обставленными с невероятной роскошью. К сожалению, довольно беспорядочной. Тяжеловесная мебель из дорогого дерева абсолютно не гармонировала с полупрозрачными, будто невесомыми балдахинами кровати, а огромное, во весь рост зеркало и позолоченные полки, на которых во множестве валялись всевозможные украшения, бросались в глаза. Иными словами, когда взгляд привыкал к непривычной роскоши, все начинало казаться кричаще безвкусным и нелепым. Каждый предмет в комнате сам по себе являл произведение искусства, но вместе они превращались в нагромождение посредственности. Но, несмотря на это, присутствовало в помещении нечто такое, отчего находиться здесь было легко и приятно.