Гибель Светлейшего - страница 12

— Тогда была буря.

Длинноволосый музыкант на носу лодки закутался клетчатым пледом. Убаюкиваемый качанием шаланды, Олег закрыл глаза, но не мог заснуть. Гимназист думал о Сергее Матвеевиче, ему казалось, что он никогда больше не увидит доброго и веселого актера.

Потом он стал думать о себе, о своей одинокой судьбе, отнявшей у него отца, мать и сестру. И он вспомнил с удивительной отчетливостью небольшой отцовский дом с мезонином на берегу Волги. Он словно увидел его освещенным яркой молнией среди ветвистых лип и пышной черемухи. И зеленую крышу, и железного петуха на трубе, и белые резные наличники окон на фоне голубых стен, и веранду, застекленную цветными стеклами. Одно из них, оранжевое, давно было разбито, должно быть, еще до рождения Олега, трещинки разбежались ровными тонкими паутинками во все стороны. И сейчас гимназист, хотя и лежал с закрытыми глазами, но будто видел их наяву, и от этого сердце его сжималось. Родной дом! Как приятно было, сидя вечером за круглым столом, пить чай и смотреть на мамино доброе лицо. Она вяжет бесконечное кружево, а папа сам с собой играет в шахматы, не замечая ангорского кота Цезаря, который потихоньку забрался на стол и тоже не прочь поиграть с ферзем или ладьей. Старуха нянька что-то ворчит под нос и берет кота к себе на колени… Где теперь пушистый Цезарь? Где няня? Папа спит в фанерном гробу на огороде жадного Миколы Крапивы, мама в Петрограде. Когда же кончится революция и снова будет зеленая лампа на столе, мамино кружево?!.

Олег наконец задремал. Ему снились диковинные птицы, девочка, повешенная рядом с греком Згуриди, учитель гимназии, преподававший латынь, яркие цветные воздушные шары и севастопольский фонтан, красивый и огромный. Олег почувствовал идущий от него холод и приоткрыл глаза. Он увидел луну, светившую из разорванных облаков. Она то появлялась, то исчезала, превращая шедшую впереди шаланду то в черное, то в белое привидение.

Девочка, сидевшая рядом с гимназистом, зябко куталась в теплую шаль.

— Какой ветер! — сказала она.

— Закутайся теплее, Розочка!

Сон как рукой сняло. Олег, дрожа от холода, наблюдал за белой гривой пены, вскипавшей на волнах. Он подумал о страшной глубине моря. Сознание беспомощности наполнило его сердце тревогой. Гимназист взглянул на девочку, стараясь прочесть на ее бледном от лунного освещения лице признаки страха. Боится она или нет? И зачем едет в Одессу? Может быть, там живет ее отец, отрезанный линией фронта, и она пробирается к нему…

Олег вспомнил своего отца, зарытого под вишней в огороде, и ощутил зависть к счастливой девочке. А она, словно догадываясь о мыслях гимназиста, тихо спросила:

— У вас в Одессе родители? Вы едете к ним?

— У меня отец умер. Я еду в Петроград к матери и к сестре.

— В Петроград? Так далеко!

Совершенно забыв совет Сергея Матвеевича держать язык за зубами, Олег рассказал девочке про отца, бежавшего с белыми, про его болезнь и смерть, про встречу с Грозой-Волынским. Чуть-чуть не сболтнул про «Бюро частной связи», но вовремя спохватился, и спросил:

— Вы гимназистка?

— Да. Шестого класса.

— А как вас зовут?

— Роза. А вас?

— Олег.

За разговором не думалось о волнах, о ветре, о возможности пойти ко дну. И время словно побежало быстрее. Незаметно наступил рассвет. Пропали звезды, побледнела луна, и на востоке разгорелось алое пламя утренней зари. Ветер усилился, и стало холоднее, чем было ночью.

— Вы боитесь качки?

— Я ничего не боюсь! — гордо сказал Олег.

И, чтобы подчеркнуть свое мужество, небрежно засвистел песенку Вертинского.

— Эй, вы там! Дайте по шее свистуну! — вдруг заорал Никифор.

По суеверным приметам рыбаков, свистеть в шаланде нельзя — обязательно накличешь беду. Оскорбленный Олег сконфуженно умолк.

— Сколько еще предрассудков, — тихо сказала Розочка, наклонившись к самому уху гимназиста.

Олег благодарными глазами взглянул на девочку и, соглашаясь, кивнул головой.

Где-то за горизонтом, из глубины моря, поднималось еще невидимое солнце. Стало светло, и Олег разглядел утомленное бессонной ночью лицо Розочки. Глаза ее, несмотря на усталость, были веселые и показались гимназисту похожими на фиалки.