Гибель Византии - страница 11

— Какое настроение ниспослал Аллах сегодня нашему повелителю? — вновь не удержался он от вопроса.

— Гневное, — кратко отвечал ему начальник охраны.

У входа в покои каменными изваяниями застыли стоящие в два ряда огромные стражи. Под их пустыми, ничего не выражающими взглядами у великого визиря непроизвольно задергалось левое веко. Стараясь сдержать нервную дрожь, Халиль-паша переступил порог и отвешивая низкие поклоны, едва не наступив в лужицу масла из поваленного светильника, приблизился к ложу султана.

Тот молча и неподвижно смотрел как бы сквозь него, оперев голову на ладонь руки. Положив тяжёлое блюдо к ногам повелителя, визирь с поклоном отступил на два шага.

— Что это? — Мехмед кивнул на золото, тускло отсвечивающее в пламени ламп.

Халиль-паша почтительно приложил руки к груди.

— Не гневайся, господин, таков обычай у сатрапов: когда повелитель зовет своих слуг в неурочный час, долг не велит им являться к султану с пустыми руками.

Мехмед пренебрежительно хмыкнул.

— Я пока не нуждаюсь в твоем, визирь. Лучше уж я подарю тебе и подарю значительно больше. Но взамен я хочу одного — отдай мне Город!

Последние слова Мехмед произнес, приподнявшись на локте и впившись немигающим взглядом в своего придворного.

Окружающее поплыло в глазах визиря. Тон голоса, которым была произнесена последняя фраза, был хорошо ему знаком и не сулил ничего доброго. Визирь от страха обомлел. От слабости и головокружения едва не подкосились ноги; воздух сгустился и затруднил дыхание; предметы, покачиваясь и расплываясь, медленно удалялись прочь от него, теряя свои формы и очертания. И вот вокруг уже не осталось ничего, кроме полукружья ламповых огней и этого пристального недоброго взгляда. Откуда-то издалека, как-будто из другого мира, донёсся до него требовательный голос:

— Что же ты молчишь, Учитель? Я жду ответа!

Язык плохо повиновался визирю, но он нашел в себе силы произнести:

— Мой повелитель! Аллах, вручивший тебе все земли византийцев, отдаст, безусловно, и Город. Я же, твой верный слуга, и все остальные сатрапы будем верно помогать тебе в этом.

Мехмед удовлётворенно откинулся на своём ложе.

— Взгляни на подушки: сон не шел ко мне. Мы будем вместе бороться с неверными и этот город, оплот язычества, падёт. Ступай, обдумай мои слова!

Когда двери закрылись за великим визирем, Мехмед вновь призвал к себе начальника охраны.

— Пойдешь к Саган-паше и передашь ему мое повеление: с сегодняшней ночи он лично будет руководить строительством Румели-хиссар. И головой ответит, если оно не будет в срок завершено.

Поклонившись, начальник охраны, поспешил к выходу, но у самых дверей султан вновь остановил его.

— Когда строительство окончится, каждый корабль, плывущий по проливу, должен быть подвергнут тщательному досмотру.

Послы, более чем месяц назад отправленные к султану, вернулись в Константинополь. Не успели они смыть пыль со своих лиц и сменить дорожные одежды, как им был передан приказ срочно явиться к императору. Вести, привезенные ими были безрадостны, и вечером того же дня в Вуколеоне был созван синклит.

Продольный зал дворца знавал лучшие времена. Когда-то глянцевый мозаично-мраморный пол сбился и потускнел; полувыцветшие настенные фрески опутывали сети бесчисленных мелких трещинок, подобно старой паутине. Вездесущая пыль, вспугнутая движением воздуха, медленно кружилась в солнечных лучах, окрашенных в яркие цвета оконных витражей.

Тёмные скамьи из резного дуба, расставленные вдоль стен, изредка поскрипывали под тяжестью сидящих сановников, чьи взгляды были устремлены или вперед, или бесцельно скользили по росписям на стенах. Гнетущая тишина прерывалась осторожным перешептыванием созванных на совет, многие из которых уже догадывались о причине предстоящего совещания.

Мерная поступь дворцовой стражи возвестила о приближении императора, своеобразным эхом ей откликнулся скрип скамей и шорох одежд поднимающихся со своих мест людей.

Громкий голос камергера отразился от стен и дальних уголков зала:

— Его величество император Константин XI!

Василевс прошел к тронному возвышению в передней части Продольного Зала и повернулся лицом к собранию.