Гибель Византии - страница 13

Он осмотрел притихших сановников и остановил взгляд на Димитрии Кантакузине.

— Стратег Кантакузин высказал дельную мысль. Поскольку незаконный захват чужих земель приравнен к открытому объявлению войны, нас не должны мучить сомнения — война уже началась. И если крепость на европейском берегу Босфора не будет уничтожена, положение столицы нашей — Константинополя — резко ухудшится. Но и в словах мегадуки[2] Нотара нельзя усомниться. Султан Мехмед давно вынашивает планы захвата Империи и мы не должны дать ему повод напасть на нашу столицу прежде, чем будем в достаточной мере подготовлены к обороне.

Сенаторы молчали, отводя взгляды в сторону.

— Говори, — кивнул василевс приподнявшемуся с места Феофилу.

— Государь, благородные члены синклита! Османский султан строит крепость для войны с Византией, это ясно каждому. У нас нет сил для открытой схватки с превосходящим по мощи врагом. Таким образом, борьба неминуемо сведётся к обороне ряда крепостей на обречённой на захват территории. Мы же, в свою очередь, можем увеличить это число и овладеть цитаделью лишь тогда, когда строительство будет близко к завершению. Этим мы выиграем время, необходимое нам для довооружения, а кроме того, в руках Империи окажется сильная крепость, способная оттянуть на себя часть войск врага.

— Что скажешь на это ты, мегадука? — обратился Константин к Луке Нотару.

— Прошу меня простить, государь, — хмуро ответил тот, — но я не верю в чудеса и не умею мечтать. Взять цитадель после её постройки немыслимо, разрушить её сейчас — смертельно опасно.

— Допустим даже, — заторопился он, заметив гневный жест Кантакузина, — наши войска, а они у нас крайне малочисленны и вы хорошо осведомлены об этом, перебьют строителей и обрушат башни в море. Изменим ли мы этим свое положение к лучшему? Нет! Султан пригонит новых рабочих и под прикрытием сильного войска они восстановят руины вдвое быстрее прежнего срока. Если же мы укрепимся в её стенах, что само по себе потребует немало времени и усилий, султан обложит крепость отборными войсками и постепенно принудит гарнизон к сдаче. Безусловно, протостратор прав, часть сил врага оттянется на осаду цитадели, но и мы не вправе распылять свои более чем немногочисленные отряды. Не говоря уж и о тех крепостях, которые находятся в нашем владении и защитить которые нам не под силу.

— Какой же выход ты предлагаешь? — спросил император.

— Выслушай меня, государь, и не гневайся, — Лука провёл ладонью по лицу и всем собравшимся стало видно, как нелегко даются ему слова. — Я знаю, мои речи не придутся по вкусу многим из сидящих здесь членов Совета, но всё-таки я произнесу это: не надо ссориться с султаном, не станем вызывать его гнев отказом от уступок….

Советники вздрогнули от нарочито громкого, оскорбительного хохота Кантакузина.

— Может, почтенный мегадука объяснит благородному сенату, — презрительно бросил он, — как он собирается замиряться с тем, кто стремится его уничтожить. По моему скромному разумению здесь возможны лишь два исхода. Но напавший первым имеет хотя бы преимущество неожиданности. И потом, что означают эти призывы к терпению и заискиванию перед недругом? Не пристало ромеям клонить свои головы!

Но всё же, несмотря на рукоплескания, синклит не поддержал стратега. Среди многих гневных выкриков в адрес султана, проскальзывало затаённое тоскливое бессилие: угроза ответного удара была слишком велика, а не прошенные мысли об огромной армии османского владыки парализовали не один незаурядный государственный ум.

Синклит принял сторону мегадуки, и в поздний час, когда восковые свечи до середины оплыли тяжёлыми жёлтыми каплями, вынес решение не препятствовать пока что постройке турецкой крепости, незамедлительно начать концентрацию продовольствия и войск в столице. И уповая на помощь Всевышнего, послать ко всем христианским государям Европы гонцов с просьбой об участии в отражении неверных.

Император тяжело поднялся с трона, встали и члены Совета.

— Скрепя сердце, мы соглашаемся с вами, благородные номархи. Империя сейчас не в состоянии вести войну с султаном. Но мы не вправе сидеть сложа руки, рассчитывая лишь на заступничество Всевышнего. Нами будут предприняты шаги, достаточно эффективные, вследствие которых никто не сможет упрекнуть нас в беспечности и нерешительности. На этом я распускаю синклит. Возвращайтесь к себе, но не забудьте услышанного здесь. Опасность близка. Мы должны помнить об этом. Нам придется собраться всеми силами, чтобы сообща и с Божьей помощью отразить её.