Гибель Земли. Шпион с Марса - страница 7
Ганна Родбах знала значение этого черного силуэта, но лично ей он не был страшен; ей он не враг, а скорее избавитель. Ее врагом была жизнь, та самая жизнь, за которую так крепко держались все и теперь изнывали от отчаяния и страха потерять ее, но которая для нее была только врагом, разрушившим ее лучшие надежды.
От грозной тени на небе мысли и мечты ее обратились к тому, кто избрал себе делом жизни изучение неба и его законов: к д-ру Штейнвегу, к той невозвратной поре, когда он еще был для нее Эрвином, ее первой и единственной молодой любовью…
Быть может, и он в эту самую минуту смотрит — пытливым глазом ученого — вверх на небесное пятно… О, сколько он рассказал бы ей теперь, если бы они гуляли рядом, как когда-то, больше пятнадцати лет тому назад, под усеянным звездами небом по родным лугам!..
Невозвратное прошлое!.. Теперь она понимает, что оба они не были виноваты в происшедшем между ними разрыве. Жизнь оказалась сильнее ее! Она окутала ее тысячью чуть видных мелких цепей, которые ограбили у нее счастье. С горечью вспоминала она все хитрости и уловки ее родных, с помощью которых они отдалили от нее любимого человека; легкая горечь вставала в ее душе и против себя самой, за то, что у нее не хватило энергии и решимости отстоять свою любовь и свое счастье.
Он ни разу не видел ее с тех пор, а она видела его единственный раз — несколько времени тому назад, когда опа ездила в столицу чтобы присутствовать на заседании научного общества, в котором он читал доклад по поводу сделанного им открытия. Она сидела в отдаленном укромном уголке зала, откуда могла беспрепятственно наблюдать за ним. Как живо сохранились в этом мужественно-серьезном лице милые юношеские черты, такие знакомые и родные ей, такие любимые! И как ясно ей стало в тот вечер, что сердце ее, несмотря на разрыв, все же и все еще принадлежит ему одному!..
С усилием оторвавшись от своих дум, она обернулась на звук отворяемой двери и, едва сдержав крик испуга, схватилась рукой за сердце.
Среди комнаты стоял он, он сам!
Она замерла на месте, не в силах пошевельнуться. Он подошел к ней, взял ее руки в свои и уверенно, крепко, но в то же время и любовно-бережно сжимая их, просто и задушевно проговорил:
— Судьба не судила нам прожить жизнь вместе, моя Ганна, дорогая, незабвенная… Но она не может помешать нам… если только ты хочешь…
— … умереть вместе! — быстро закончила она, и глубокие глаза ее засветились ясным и радостным огнем.
Внизу в долине колыхалась масса людей, возбужденно жестикулируя; то и дело доносились их взволнованные или испуганные восклицания и крики; а наверху у окна, высоко над мятущейся толпой, стояли, крепко обняв друг друга, двое счастливцев, — быть может, единственные на Земле, смотревшие со спокойной душой на грозного врага, темневшего в свете сумерек на небе еще жутче и грознее…
Перо отказывается описывать чудовищно-ужасные сцены, разыгрывавшиеся между людьми за несколько часов до столкновения. Воскресли все ужасы былых войн и революций, но в формах еще более разнузданных и жестоких. Как на тонущем корабле с циничным разгулом обнажается ничем не обузданный звериный эгоизм людей — так закипела теперь, но только в сотни, в тысячи раз разнузданнее и свирепее ожесточенная борьба за существование двуногих зверей, отдавшихся во власть и на волю своих врожденных животных инстинктов. Трусость и жестокость — вот все, что уцелело в душе существа, мнившего себя прекрасным венцом творения.
В безумии борьбы и отчаяния, подхваченные волной разрушения, люди, сознававшие себя обреченными, стихийным ураганом носились по улицам городов и деревень и еще недавно кипучих, крупных, культурных центров: разрушали памятники, осаждали тюрьмы, взрывали динамитом заводы, фабрики, железнодорожные мосты…
А над головами, над всеми дикими и страшными картинами стихийного разгула страстей, неудержимого взрыва отчаяния и ужаса, над реками крови, проливаемой в ожесточении борьбы за призрак спасения, за место в одном из воздушных шаров или аппаратов — повисала все ниже и ниже, вея дуновением неминуемой смерти, зловещая, необозримая черная тень, затянувшая больше половины неба, почти скрывшая солнце…