Гидра - страница 4
— Встретимся в зале трибунала. Надеюсь, вам всем будет что сказать.
Разговор закончился. Быстро и очень предсказуемо. Подняв руку и приложив к голове, я развернулся и вышел за двери. Здесь мне делать было уже нечего. Обратный путь был уже немного другим. Солнце начало подниматься из-за высоких гор, пролегавших восточнее этих мест, а его свет, непривычный и очень яркий, заполнил все территорию вокруг.
— Эй, Рик, ну что там, ходили слухи о твоем списании — молодой парень подбежал ко мне как раз в тот момент. когда я выходил из здания.
— Слухи тебя не обманывают, но все решится на трибунале. А так, что еще нового после вчерашнего боя, Жан.
— Много чего. Вторая и третья группы, что шли параллельно твоей атаке, тоже изрядно потрепаны. И хоть цель уничтожена, а город под нашим контролем, такое агрессивное сопротивление мы встретили впервые.
— А чего ты ждал, мы на их земле, это их территория. С чего это вдруг они буду ждать нас с распростертыми объятиями. Нет, здесь мы чужие и с каждым днем это будет чувствоваться еще сильнее.
Вскоре мы вернулись к боксам, где в это время уже скопилось множество людей. Все пилоты боевых машин, услышав о том. что меня ждет, собрались возле бокса, где в это время находился Ханлан. Увидев мое приближение, несколько человек подошли ко мне и сочувственно пожали руку.
— Очень жаль, Рик, мы узнали об этом всего пару минут назад, когда по внутренней связи передали последние новости. Как такое вообще могло произойти.
Я провел взглядом по все присутствующим.
— Ты ведь сам все прекрасно понимаешь. Никто не хочет брать ответственность на себя за такие потери. Наше руководство привыкло лишь к хвалебным поздравлениям и слушать нотации в свою сторону не очень любит. Проще сбросить всю вину на кого-нибудь другого. В данном случае — на меня. Стыдно признаться, но уж лучше бы меня разорвало в клочья очередным попаданием, чем теперь выслушивать все эти обвинения.
— Когда суд? — спросил один из присутствующих.
— Сегодня в 21:00 по местному.
Люди обступили меня. Всем хотелось что-то узнать, уточнить, понять, в конце-концов, что же произошло на самом деле, но в такие минуты хотелось только одного- побыстрее убраться от всего этого и не видеть как из тебя делают жертву. Не любил я этого. Никогда.
Ханлан подошел как раз в тот момент, когда мысли стали наполнять мою голову. Сделав легкий жест рукой и указав на боевую машину, стоявшую позади всех, он направился обратно к боксу. С близкого расстояния он напоминал огромный ангар. В сущности оно так и было, но за неимением воздушных сил, эти огромные строения пришлось приспособить под нужды механизированных частей.
— Все плохо? — спросил техник.
— Более чем. Не хотелось бы говорить такое, но есть у меня подозрения, что сегодняшний день станет последним в нашей совместной службе.
Он слегка поморщился.
— Зачем так, я знаю, что все образумится.
— Это почему? Откуда такая уверенность в положительном исходе трибунала? Идет война и такие вещи практически всегда решаются не в пользу обвиняемого, даже если все говорит о его невиновности.
— Но ведь вам есть что сказать. Записи с камер, наблюдение автономными дронами, что кружили над полем боя в этот момент. Все это можно привлечь в вашу защиту.
Он продолжил говорить, но я лишь отмахнулся рукой.
— Ханлан, трибунал делает то, что ему говорят, там все известно заранее. И если тебя назначили виновным отпираться уже нет никакого смысла. Я просто приму все как есть.
— Вот так вот, не сражаясь? Я не понимаю.
— Я должен был погибнуть в этом бою. «Ведущие» не возвращаются», — тебе ведь известна эта поговорка? — Техник одобрительно кивнул головой, — Вот, а я вернулся и за это теперь получаю. Иногда мне кажется, что все происходит не так как надо.
— Значит вы хотели умереть?
— Должен был, но не значит, что хотел.
В этот момент прозвучала сирена. Утренняя, что знаменовала начало нового дня. И хоть к этому моменту весь личный состав был уже на ногах, отменять это правило никто не собирался.
Теперь следовало пройти в столовую. Нельзя было найти место более желанное и любимое у солдат чем это. Это не было связано с простым желанием набить себе брюхо или потрепаться о каких-либо насущных делах, было в этом что-то иное, что заставляло людей двигаться к этому месту, как к намазанному медом.