Гимн настоящей стерве, или Я у себя одна - страница 30

Хуже всего в русском языке дело обстоит с сексуальными глаголами. Один совсем неприличный, несколько вульгарных, несколько остроумно-молодежных, к которым мы опоздали, много вялых и невыразительных, один потребительский — «иметь» и выражение, полностью скалькированное с английского, — «заниматься любовью». Бедный подстрочник.

Совершенно поразительно, что на моем любимом языке я могу сказать море всего о моих чувствах и практически ничего о моем сексе, который является их неотъемлемой частью.

Может, от этой словесной безысходности я так отчаянно болтлива?

_____

Мне разбили автомобиль. Он погиб, спасая мою жизнь, и я отделалась парой синяков, а черный полированный красавец, элегантный, как рояль, получил травмы, несовместимые с жизнью, и пошел на донорские органы. Надеюсь, его мужественное сердце еще постучит под чьим-нибудь капотом. В России машины живут долго, живут даже после смерти, и это единственное, что утешало меня в дни траура.

Оплакивая теплого железного друга, я понимала, тем не менее, что скорбь скорбью, а могло быть и хуже. Надо готовиться к новой любви, для нее нужны деньги, следовательно, придется каждое утро ездить на работу. И вот, в десять ноль-ноль я ковыляю на шпильках к ближайшему перекрестку, поднимаю там руку, как собачка поднимает ногу, подсаживаюсь к тому, чей вид не вызывает особых подозрений и — общаюсь, общаюсь, общаюсь с мужским народонаселением Москвы.

Женщины «бомбят» только в глупых российских сериалах, это ненаучная фантастика. Иномарки тоже останавливаются редко. Утро — малоподходящее время для флирта, а мелкий заработок в случае с дорогим авто неактуален. Зато, если человеку по пути, может подкинуть бесплатно. Машинки попроще утром, как правило, не торопятся и готовы сделать получасовую петлю, чтобы заработать на 10–15 литров топлива. «Бешеному кобелю сто верст — не крюк», — нежно говорила одна моя знакомая о кавалерах, готовых забирать ее непосредственно по месту жительства, из деревни Медведково. Что случалось, правда, чрезвычайно редко…

Итак, дуэт «женщина — автомобиль» распался. Зато ежеутренне складывается новая пара: женщина и простой, то есть настоящий мужчина. С крепкой лапой на руле. Мой народ меня любит, и чувство это взаимно. Под завывания разнообразного шансона я веду диалоги о семейной жизни, видах на дачный урожай и эстрадных звездах, чьи фамилии прежде ни разу не слышала.

Десять — десять. Подобравшая меня «Волга» пыхтит по Садовому. За окнами мокрый снег, в салоне уютно. Печка топится. Так топится — кажется, будто дрова трещат. Приятный простой «водила» доставил на службу босса, теперь везет меня. Мы беседуем. Это зарядка для языка и серьезное испытание для уха. Однако можно и потерпеть. Надо знать свой народ, его чаяния и проблемы. Главная проблема моего народа нынешним утром заключается в том, что его жена слишком увлекается нарядами. А также косметикой, побрякушками и салонными процедурами. Это ударяет по народному карману и отдает прямо в сердце. «Я ей говорю: мне ты и так нравишься. А для посторонних мужиков нечего наряжаться!..»

Народ — он ведь как ребенок. Трогательный и глупый. Я снисходительно объясняю, что женщина одевается, в первую очередь, ради собственного удовольствия, и в желании нравиться нет ничего дурного. Если ваша дама склонна к рогонаставлению, она все равно изменит — в шубе или в курточке из секонд-хэнда. В общем, ничего нового. Азбучные истины. Народ у нас душевный, грубить даме он не хочет, однако гнет свою линию: «Так-то оно так. Но уж очень я ревнивый…».

Может быть, ревность — не главная народная беда, но все-таки бок о бок со мной сидит живой человек, он страдает, и у меня есть еще четверть часа, чтобы ему помочь. Не навредив при этом его жене.

Я думаю: а чем, собственно, мой «сложный» мужчина отличается от этого «простого»? Он тоже сканирует мою оболочку, так же ловит на мне посторонние взгляды и наверняка ревнует. Приличия не позволяют ему говорить об этом вслух, а природное благородство не даст отказать мне в материальном вспомоществовании. Получается, ему еще больнее.