Гипноз и религия - страница 21

Правильно отвергнув существование «магнетического флюида», ученые того времени не были в состоянии раскрыть содержание слова «воображение». А ведь именно в нем, в этом слове, если вложить в него понятие внушение и самовнушение, могло быть найдено объяснение действительным фактам положительного лечебного воздействия на некоторые симптомы болезненных проявлений у истеричных почитательниц Месмера.

Много шуму наделал Месмер по всей Европе своим «животным магнетизмом». И хотя в последние 30 лет своей жизни он был забыт, все же то тут, то там появлялись поклонники и последователи его взглядов. Под именем месмеристов, или магнетизеров, разъезжали они по разным странам и в публичных сеансах демонстрировали «чудеса животного магнетизма».

В Манчестере на сеанс такого странствующего месмериста Лафонтена (внука известного баснописца) пришел 13 ноября 1841 года английский хирург Джемс Брэд. Пришел со специальной целью — разоблачить шарлатанские проделки месмериста. И тут происходило то, что впоследствии с удивительным постоянством повторялось и с другими представителями науки, которые обращали свое внимание на публичные сеансы гипноза, чтобы разоблачить шарлатанские проделки, на нем построенные. Многие из них приходили с целью доказать, что никакого гипноза вообще нет и быть не может, что это миф, балаганное знамя шарлатанов, подхваченное, как ветром, легкомысленной верой падких до сенсаций невежественных людей. Но они уходили с сеансов с двойным чувством. Конечно, они не ошиблись — все эти месмеристы и магнетизеры по своей сути шарлатаны, но вместе с тем в их руках находится какое-то удивительное и еще не познанное явление природы, идущее вразрез с установившимися представлениями о природе человека и формах его поведения. К таким выводам пришел 39 лет спустя после Брэда знаменитый немецкий физиолог Гейдангайн, когда он явился на публичное выступление гипнотизера Ганзена.

Мысль, что в этих манипуляциях отнюдь не все может быть отнесено к шарлатанству и фокусничеству, что здесь есть что-то рациональное, но не познанное еще наукой, заставила Брэда заняться экспериментированием в этом направлении. Результатом его опытов и наблюдений явилась книга, озаглавленная «Нейрогипнология, или трактат о нервном сне, рассматриваемом в его отношениях к животному магнетизму со включением всех многочисленных успехов в применении его к лечению болезней». Это заглавие говорит о многом, почти обо всем том положительном, чего удалось достигнуть автору книги.

Начнем со слов, характеризующих природу этого доселе загадочного состояния. Брэд впервые называет данное состояние «гипнозом». Это слово взято им из древнегреческого языка и обозначает в переводе — сон, что свидетельствует о большой наблюдательности Брэда и об эмпирическом приближении к сущности изучаемого явления. Гипноз — сон, точнее, сказано у автора, — нервный сон. И, как мы впоследствии увидим, такое сближение явлений сна и гипноза стало той столбовой дорогой, на которой эта проблема нашла свое разрешение.

Но мало того, что Брэд стал на правильную в принципе точку зрения в вопросе о природе гипноза, он начал использовать его для лечения больных. Именно с Брэда начинается научный период изучения гипноза и связанных с ним явлений и попытки найти наиболее рациональные способы для использования его в лечебных целях.

Брэд стал применять гипноз для обезболивания при проведении хирургических операций. Нельзя забывать о том, что впервые эфирный и хлороформный наркоз был применен в 1846–1847 годах. Следовательно, предпринятые Брэдом поиски в этом направлении имели практическое значение.

Конечно, далеко не все в высказываниях и взглядах Брэда отличалось последовательностью. Были и у него воззрения, очень близкие к мистическим домыслам месмеристов. Так, например, Брэд полагал, что загипнотизированные приобретают якобы способность читать запечатанные письма и отгадывать мысли.

В дальнейшем центр изучения гипноза перемещается во Францию. Именно там оформились те две точки зрения на гипноз, которые получили известность под названием парижская, или сальпетриерская, школа Шарко и нансийская школа Бернгейма.