Гитара или стетоскоп? - страница 18

Симона не говорит ни слова.

Итак, чему быть, того не миновать. Или?..

Нина давно спит, Балтус и Симона идут по замковому парку, мимо аккуратных цветочных клумб, мимо скамеек с парочками.

Решают заглянуть в летний ресторан, чтобы что-нибудь выпить. Ресторан уже закрыт. Они молча идут дальше. Где-то впереди, на берегу озера, в тростнике дают ночной концерт лягушки. Балтус ощущает совершенно новое для него чувство, про которое он не может даже определенно сказать, приятно ли оно или наоборот.

Он рад, что пока они идут, между ними существует дистанция; с другой стороны, он все время ощущает ее близость. Он явно взволнован. Ему хотелось бы больше знать о ней, может быть, даже все.

Балтус прикидывает, о чем заговорить. Нельзя же молчать так, словно он немой. Он точно натянутая струна. Будь он с Моникой, такой проблемы не возникло бы. А, может, между Симоной и ним произошло что-то такое, что стало между ними, как-то все усложнило? «Почему я не могу просто поговорить с Симоной на какую-нибудь тему, просто поболтать, почему?»

— Кто это насвистел вашей голубокровой бабусе, что я твой кузен, — спрашивает Балтус и щелчком выбивает из пачки сигарету.

— Не я, Мони.

— А уехала она сегодня действительно по делу?

— У тебя воображение разыгралось. Ведь и я могла бы тебя спросить, не сговорились ли вы с бабусей Бреденфельде.

— Я совсем не в том смысле, — спешит поправиться Балтус.

— В каком же?

— Думаешь, что специально сегодня не уехал?

— Тебе что, очень важно знать, что я думаю?

— Важно, важно!.. Что значит важно? Не сам же я ринулся стричь кусты?

— Для тебя очень важно уехать обязательно завтра?

Вопрос ошарашивает Балтуса. Не столько сам вопрос, пожалуй, а что-то такое в тоне, каким он был задан, ему даже как бы послышалось: останься, пожалуйста.

Хотя он, может, и сильно ошибается. Может, это ему только почудилось. Может, это «останься, пожалуйста» он сам придумал, потому что очень хотел услышать от нее именно это? Балтус медлил, он еще не ответил на вопрос, он по-соломоновски мудро говорит:

— Порой кажется, ну вот это или то важно. А важно все! К сожалению, я редко когда твердо знаю, что вернее, нужнее, правильнее.

— Так завтра уезжаешь? — с неумолимой прямотой снова спрашивает Симона. Хитроумный ответ Балтуса не произвел на нее ни малейшего впечатления. Во всяком случае, так кажется.

— У тебя есть лучшие варианты?

— Не исключено.

— Какие же?

— Потом.

Они обходят замок вокруг. Дистанция между ними сократилась. Иногда их руки как бы невзначай соприкасаются. Когда это произошло первый раз, оба резко отдернули руки. Когда в третий или четвертый раз, Балтус берет ее за запястье, не отпускает. Она не сопротивляется.

Так идут они домой, и только у калитки Балтус мягко отпускает ее руку. На цыпочках проходят в комнату, чтобы не разбудить Нину. Симона включает настольную лампу и опускается в кресло. Балтус садится напротив на кушетку.

Пока Симона так и не ответила на его вопрос. Балтус напоминает:

— Так что это за лучший вариант?

— Уже забыла.

— Правда?

— Нет.

— Тогда скажи.

— Ну, так и быть! Ты мог бы поработать у нас в больнице. Неделю или две.

— Ты считаешь, это возможно?

— Почему же нет? У нас сейчас работает много абитуриентов. И, представь себе, почти все фантазеры…

— Я для тебя тоже, наверное, фантазер, потому что обязательно хочу стать врачом?

— Может, и так.

Нина что-то бормочет во сне и беспокойно ворочается. Симона встает и идет за шкаф.

Балтус подвигается ближе к середине кушетки, в очередной раз загадывает: «Если она, когда вернется, сядет не в кресло, а ко мне на кушетку, тогда…»

Симона выходит из-за шкафа. На мгновение останавливается как бы в нерешительности. Балтус весь в напряжении.

— Мне кажется, у нас осталось еще немного вина. Хочешь?

Он кивает, у него пересохло в горле, кажется, будто он целые сутки ничего не пил.

Она уходит за бутылкой и бокалами. Пока ее нет, Балтус еще чуть-чуть подвигается поближе к креслу. Так больше шансов, что она все-таки сядет на кушетку.

Куда она сядет? На кушетку или в кресло?

Она возвращается, поровну разливает оставшееся вино по бокалам, идет к креслу и садится на край кушетки. Садится так, что между Балтусом и ею остается еще так много свободного пространства, что там могла бы поместиться толстенная тетка.