Гитара или стетоскоп? - страница 7

Сначала я подумал, он хочет прочесть мне что-нибудь вроде нотации. Но я ошибся!

То, что он намеревался сказать мне, звучало так:

— У нас с матерью давно уже все не так, как было прежде, мы перестали друг друга понимать, поэтому мы разводимся. Между нами — тобой и мной — ничего не изменится. Ты можешь приходить ко мне в любое время, мы вместе будем ездить на каникулы, между нами все останется по-старому…

Было мне тогда двенадцать, и ничего не осталось по-старому, да, ничего. Он вскоре переехал к Тине. Живут они в центре города. Ей двадцать шесть, ему сорок шесть.

К Тине я всегда относился нормально. Она мне нравится, потому что не выставляет себя «новой фрау Прайсман» и никогда не делает попыток воспитывать меня.

Поначалу я ходил к отцу довольно часто. Но того, что нас прежде так крепко связывало, уже не было. Эта словами едва ли передаваемая связь, она вдруг исчезла, испарилась, улетучилась. Каждый раз он задавал одни и те же стереотипные вопросы:

— Ну, как школа? Чем могу тебе помочь?

И я отвечал по тому же стереотипу.

Наконец я стал приходить к нему только тогда, когда мне нужны были деньги на книги или вообще.

Я даже проверял его «щедрость». Транзисторный приемник — 480 марок. Спортивный велосипед с восемью скоростями — 450 марок. Стереомагнитофон — 1400 марок. И так, между прочим, от двадцати до пятидесяти марок. И тогда я понял. До меня ему совсем не было дела, деньги, которые он так охотно давал, создавали иллюзию, будто он что-то делает для меня. Полтора месяца назад, на мое восемнадцатилетие, он пригнал к моему дому мотоцикл. Я давно мечтал о таком, но я с радостью отказался бы от него, если бы взамен вернулось наше «время кладоискательства».

Может, и я мог бы сделать что-то для того, чтобы оно вернулось?

Почему я не иду к нему сейчас, да, именно сейчас, хотя уже почти двенадцать часов ночи?

Иду к нему!

Сейчас!

Может, стоит мне прийти к нему, как…

Сейчас мне нужен он. Не его связи, а его совет.

Ах, это предложение чокнутого Гарри! Хоть я и сделал вид, будто оно меня не очень-то заинтересовало, в настоящем моем положении оно все-таки в известном роде что-то вроде подарка судьбы. Гитаристы и получше меня с радостью ухватились бы за возможность играть в этой группе.

Исполнять и сочинять музыку, путешествовать, зарабатывать хорошие деньги или вкалывать санитаром с расчетом на смутную перспективу везения. Если так вот, без особого самокопания, взвесить все «за» и «против», решение вроде бы само собой напрашивается.

Если бы только так сильно не хотелось стать врачом, то…

Неужели я поставил перед собой ложную цель?

Ну а что, если я и в самом деле окажусь в сельской амбулатории, в мекленбургской глуши, если и вправду буду лишь животы щупать, рассматривать миндалины да лечить насморк и кашель?

И что ж тут зазорного? Да, я хочу этим заниматься. Там, где во мне нуждаются, я хочу помочь чем могу.

Но так, как обстоят дела сейчас, в том направлении нет пока никакого пути, во всяком случае более или менее перспективного.

Да, я еду к отцу, хотя теперь уже полночь. Через десять минут буду у него дома. Загадываю так: если увижу свет в квартире, позвоню, не будет света — еду домой.

Было бы здорово, если б он горел, было б здорово.

Шестьдесят, восемьдесят, сто, сто десять. Резко вздрагивая, бежит по кругу стрелка тахометра мотоцикла.

Балтус едет один, без Марины.

Походный рюкзак крепко пристегнут к багажнику, гитара — за спиной.

Курс — строго на север.

Ораниенбург, Левенберг, Гранзее: мелькают щиты с названиями городков и поселков. Точная цель его путешествия — не некая определенная точка, а линия, именуемая — побережье Балтийского моря. Через некоторое время он намерен ее достичь, через некоторое время в некоторой точке.

От значительного ускорения рождается в нем странное, бодрящее чувство, пронизывающее, словно электрическим током все тело, чувство это сродни тому, что человек испытывает при свободном парении в воздухе, сродни тому, что мы называем счастьем. Оно слагается из равномерного гудения мотора, стремительного мелькания деревьев, высаженных вдоль шоссе, из бесконечной цепи микропотрясений, ощущаемых всем телом, заставляющих вибрировать каждую его клеточку.