Гладиаторы - страница 4

Боевики продвигались вперед довольно осторожно. Мелькнула мысль затаиться в засаде, уложить хотя бы троих, а там в суматохе вернуться. Ему повезло, что цепь боевиков двигалась медленно. Они подавали друг другу какие-то знаки, и, присмотревшись, Коба понял, что скорее всего перед ним были необстрелянные солдаты, которые, чтобы преодолеть страх, строили из себя опытных боевиков. Несмотря на дикое напряжение, он нашел в себе силы саркастически скривить губы.

Картина была ясна. Коба повернул назад. Он страшно устал. Бежал, скрючившись, стукаясь коленями подкашивающихся ног. Когда почувствовал себя в безопасности, чуть передохнул. В это мгновение справа от него вспыхнула стрельба. Поняв, что Котэ Аласания попался, Коба побежал. Он думал, что летит стрелой, на самом же деле грузно, неуклюже трусил. Легкие готовы были разорваться. Спина страшно зудела, ее то жгло, то заливало холодным потом. Ему казалось, что кто-то держит его на мушке и сейчас спустит курок.

Стрельба становилась все реже и наконец прекратилась совсем. Когда все стихло, разорвалась граната. «Наверное, это Котэ подорвал себя», — подумал Коба. Донеслись три одиночных выстрела, затем короткая очередь и под конец еще один выстрел. Возможно, это был какой-то условный знак. Что он означал, Коба не мог разгадать, но одно было ясно: Котэ Аласании больше нет.

— Завалили пацана! — пробормотал Коба. Именно так говорил обычно Котэ Аласания, когда чья-либо смерть особенно остро ранила его. Он всех звал пацанами, даже тех, кто всего на год был моложе него. Кобой овладело тягостное чувство, что Котэ погиб из-за него.

Снова вспыхнула стрельба, на этот раз с той стороны, куда он направлялся. Скорее всего это обстреливали Дато и тех, кто оставался с ним, — всего их было, наверное, не больше тридцати человек. Пули стали повизгивать поблизости от Кобы.

Коба тоже начал стрелять. Он не видел атакующих, но все-таки стрелял, чтобы воодушевить своих. Противник перевел огонь туда, где трещали пулеметные очереди, но, не обнаружив пулеметчика, сосредоточил огонь на прежнем направлении.

Майоровцы, медленно отступая, вели огонь с колена. Коба по-прежнему не видел атакующих. А в сторону своих старался не смотреть. Не хотел видеть, как они гибнут. «Но если они погибнут, я останусь один!» — сверкнула мысль. Страх остаться одному пересилил страх смерти, он вскочил и, пригнувшись, побежал к своим, стреляя и крича им, чтобы они залегли. Наконец ему удалось привлечь к себе их внимание, и Коба указал направление отхода. Он лихорадочно искал глазами Дато, но не находил. «Погиб, наверное!» — подумал и снова залег.

Когда спустя мгновение опять поднял голову, то увидел Дато — тот бежал к нему; остальные следовали за ним. Поднявшись и крикнув: «За мной!», Коба побежал по направлению к деревьям. Пробежав несколько шагов, оглянулся и увидел, что ребята, соблюдая интервал, бегут след в след, подстраховывая и заменяя друг друга. Делали они все достаточно грамотно, и это говорило о том, что никто не обделался от страха. Если бы страх овладел ими, ни о какой подстраховке не было бы и речи: они сгрудились бы и побежали беспорядочной толпой.

— Куда мы? — крикнул Дато.

— К черту на рога! — ответил Коба. Он выглядел уверенным в себе, поэтому остальные слепо следовали за ним. Но Коба действовал интуитивно, без заранее обдуманного плана. По правде говоря, полагаться на интуицию не стоило, да и планировать было нечего: и сзади, и спереди был враг. Оставалось одно — уйти, пока неприятель не замкнул кольцо окружения. Поэтому главное была быстрота. Однако некоторым из бойцов показалось, что Коба потерял голову от страха и в панике бежит без оглядки, поэтому они не последовали за ним, а приняли роковое решение — отделиться.

— Надо их вернуть! — кричал Коба. Дато не слушал его и тоже отступал. Но ему недолго пришлось колебаться: отделившимся уже ничто не могло помочь.

Они позволили себе передохнуть только когда ползком выбрались из-под обстрела на опушку леса.

— Вот уж не думал, что удастся улизнуть! — выдохнул Дато, не стесняясь слез.

— Пошли, не хочу видеть, как их будут добивать! — сказал Коба.