Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере - страница 8
Такие горячие споры бередили душу и заставляли Александра мысленно пересматривать весь свой жизненный путь. И ломать, и отбрасывать многое уже, казалось, отстоявшееся в нем. Ведь первые арестанты, которых он видел, были селяне. Первые революционеры, о которых услышал, — цареубийцы. Первые нелегальные листки, которые ему посчастливилось прочитать, — «Вестник «Народной воли». Первая мечта — свергнуть самодержавие путем крестьянской революции во главе с каким-то новым Разиным или Пугачевым. Сейчас одна за другой разбивались его юношеские симпатии, фантазии и заблуждения. Печаль утраты былых романтических увлечений и радость открытия нового мира.
Постепенно члены кружка начали втягиваться в социал-демократическую работу. Они распространяли политическую литературу. Вырученные от продажи деньги шли на пополнение социал-демократической кассы. Для этой же цели проводились сборы средств по подписке. Доход давали и платные студенческие вечера. Вот где пригодился лирический тенор Александра и его знание народных украинских песен!
Эти молодые люди твердо встали на позиции социал-демократической группы «Освобождение труда», и их группа с полным основанием стала называться «социал-демократическим кружком русского студенчества». Участники его всем сердцем восприняли идеи «Наших разногласий» Плеханова. Они отстаивали их до самозабвения!
Три истины стали путеводными звездами Шлихтера:
«Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может»;
«Широкая агитация в рабочей среде немыслима без помощи предварительно созданных в ней и возможно более многочисленных тайных организаций, которые подготовляли бы умы рабочих и руководили бы их движением»;
«Возможно — более скорое образование рабочей партии есть единственное средство разрешения всех экономических и политических противоречий современной России».
Занятия, по традиции, заканчивались песней. Однажды Александр пел высоким тенором: «Есть на Волге утес…» Студенты вторили ему. А прохожие швейцарцы, привлеченные удивительной мелодией, останавливались у палисадника, восхищенно покачивали головами.
— Знаешь, что они сказали, расходясь, эти туземцы? — спросила Евгения.
— Я ведь пел, как же я мог слышать.
— Они сказали: «славе-склаве», то есть «рабы-славяне».
— О, святая простота! Да мы будем свободными людьми значительно раньше, чем они!
В 1891 году Александр, а через год и Евгения стали социал-демократами. Хотя тогда у членов партии не было партийных билетов, но исторический метроном уже начал отсчитывать их партийный стаж. Они вливаются в славную когорту профессиональных революционеров, о которых впоследствии Владимир Ильич Ленин писал:
«Без таких людей русский народ остался бы навсегда пародом рабов, народом холопов».
В последнее время Александра трудно было узнать. Даже Евгения терялась в догадках, что могло так резко изменить его характер. Стал мрачен. Избегал Компаний. Иногда бормотал что-то и даже жестикулировал.
«Болен? Разочарован? Замучила ностальгия?. - перебирала в уме причины Евгения. — А может… Нет, этого не может быть, не разлюбил же он меня так, с бухты-барахты!»
Наконец как-то ей удалось оторвать его от книг и увлечь к подножию Юнгфрау. Выросшая в городе, она с восторгом встречалась с природой. Но Александр не был обрадован этой встречей.
— Да скажешь ты, наконец, что с тобой происходит? — рассердилась Евгения. — И совсем перестал… замечать меня.
— Разве? — спросил Александр, тепло улыбаясь. — Извини, что так нескладно получилось. Я задумался…
— Туманно! — пожала плечами Евгения.
— Мне надо немедленно встретиться с Плехановым, — выпалил он.
— С Георгием Валентиновичем? — широко открыла глаза Евгения. — Это исключается.
— Но почему? Я уже несколько дней репетирую нашу встречу!
— Пустое, — махнула рукой она. — Ты не знаешь его характера. Он высокомерен. И недосягаем, как боги Олимпа. И я не настолько хорошо его знаю, чтобы вас познакомить.
— Ерунда, я поеду в Женеву и заявлюсь к нему сам.
— Но он просто не будет с тобой говорить. И потом, что бы ты мог ему сказать, чего он не знает сам?