Главный врач - страница 4

Он опять взялся за ушки сапога и потянул. И снова боль.

Дальнейшее смутно вставало в памяти. Он помнил, что наконец освободил ногу. Что долго, очень долго на ощупь вспарывал голенище, почему-то стараясь не повредить его, бинтовал рану, приспосабливал шину из куска горбыля. И еще помнилось, что боялся вскрикнуть, чтоб не привлечь внимания, потому что сверху все время слышались голоса… А может, они только чудились?

Потом шел дождь. Сначала он шумел там, наверху. Затем на лицо упала капля, вторая… третья… Можно напиться!..

Но капли падали все чаще и чаще. Слились в ручеек. Радость сменилась страхом. Вода, по-видимому, сделала промоину и заливала блиндаж. Впереди — бревно. Попытался взобраться на него, но не смог. Опять попытался и опять не смог…

Было очень темно. Потом сквозь щель вверху снова показался дневной свет. Сознание то уходило, то возвращалось. Приходя в себя, он видел сквозь щель иногда клочок звездного неба, иногда — белое облако, иногда — голубизну.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он опять услышал стрельбу. Снаряды рвались сначала далеко, потом совсем близко. После каждого взрыва земля вздрагивала, как живая, и сыпалась сверху из-под настила, теплая, согретая солнцем. После одного, особенно близкого, взрыва угол блиндажа обвалился.

Наконец взрывы стали удаляться, смолкли, и опять послышались голоса.

Наши!..

Когда Алексея извлекли из-под развалин, ему запомнились очень яркое солнце и громадная воронка там, где он оставил Аню…

Лунный свет заткал голубой паутиной полкомнаты. В тишине мерно дышит сосед. За окном — облака. Они плывут и плывут, далекие, холодные, ко всему на свете безразличные. Алексей повернулся так, чтоб не видеть их, и закрыл глаза. Надо уснуть. Надо хоть немного поспать. Завтра консилиум… Неужели ампутация? Черт возьми, до чего, должно быть, противно ходить, пристукивая деревяшкой… Впрочем, бог с ней, с деревяшкой. Главное — война закончилась. Война — это множество потерь. В ней каждый кого-нибудь потерял. «И я тоже многих потерял. Всех не перечесть. И среди них Аня. Но ведь были и победы? Были. Максимов, например. Максимов — большая победа. Хорошо, что я решился оперировать его, несмотря ни на что. Если б я тогда струсил… Они все умирали, такие, как Максимов. И Сурен Алишан — тоже большая победа. У него тоже ведь был перелом позвоночника с повреждением спинного мозга. Как было трудно уговорить его на операцию. Это Аня уговорила. Никто не смог, а вот она сумела… Тем, кто остался, придется начинать жизнь заново. И мне тоже. Хорошо бы эту новую жизнь начинать вместе с Аней, плечом к плечу. Если б меня тогда не засыпало в блиндаже…»

Не думать. Надо обязательно уснуть.

На следующий день профессор опять долго исследовал ногу и рассматривал рентгеновские снимки. Потом передал пленки ведущему хирургу и сказал:

— Ничего не поделаешь.

— Разрешите? — протянул руку за снимками Корепанов и не узнал своего голоса — чужой, хриплый.

Профессор настороженно посмотрел на него.

— Вы знаете, что больной врач — не врач?

— Знаю, — ответил Корепанов. — Но я все-таки — врач. Дайте, пожалуйста, снимки.

— Дайте! — сказал профессор.

Сколько таких снимков довелось видеть Алексею за войну!.. Профессор прав: лучше ампутировать. Иван Севастьянович тоже сказал бы: ампутировать. А ведь он был не только ведущим, очень знающим хирургом, он был еще и другом, большим другом. Да, лучше всего ампутировать. Но до чего же, должно быть, противно ходить, пристукивая деревяшкой…

— А что если для начала убрать вот этот осколок? — спросил Корепанов, ткнув пальцем в снимок.

— Не поможет! — коротко и жестко сказал профессор.

— Если не поможет, тогда — ампутация. Но я думаю — поможет.

— Хорошо, — помолчав немного, согласился профессор. — Но только с ампутацией не тянуть: начинается сепсис.

— Ничего, справлюсь.

В ту минуту Алексей, если говорить начистоту, не очень-то верил, что справится с таким тяжелым воспалением сустава и начавшимся заражением крови. Но после операции сразу же наступило улучшение, и он воспрянул духом.

«Ну, теперь вы все будете под мою дудку плясать, — торжествовал Корепанов. — Я вам покажу, что и больной врач — врач».