Главы Апокалипсиса. Начало - страница 12

Кто‑то бесполый – ноги перетянуты жгутом выше отсутствующих ступней – куда‑то ползет, раздирая в кровь руки. Из пустых глазниц течет кровь…

Трупы, трупы и еще много раз трупы… Боль, кровь и страдание. Отсутствие сочувствия, полное отсутствие. Море отрешенности, наплевательства, бесчеловечности… Море чего‑то нового, еще непонятного, но уже пугающего…

Вот женщина рыдает на груди у какого то погибшего мужчины, потом бросается с обезумевшим взглядом к следующему и точно так же рыдает о нем. Женщина в длинном платье, в платке, который почему‑то не посерел из‑за пыли, а остался ярким, с узорами. Даже блузка осталась точно такой, будто ее хозяйка только вышла из дома и направилась в гости. Странно видеть такую чистоту среди пыли, побелки и крови… Может, это такая специальная ткань? Как такое возможно?

Засмотревшись на «чистую» женщину, я споткнулся об очередного выжившего и чуть не грохнулся в глубокую яму – бывший пешеходный переход. Все бы хорошо, да вот беда… Правый ботинок, не рассчитанный на лазание по кирпичным горам, не приспособленный к ходьбе по хламу, битому стеклу, мертвецам и пересеченной местности, полной обломков бетона и острых кусков арматуры, почти лишился подошвы. Вот и доходился… Осмотревшись по сторонам, выбрав свободное место рядом с телом очередного несчастного, я присел и, вытащив из сумки веревку, кое‑как привязал подошву к ботинку и ноге.

Теперь понятно, почему на многих покойных не было обуви… Не один я такой… Надо найти и себе что‑нибудь достойное из обуви… Эх найти бы какого‑нибудь мертвого металлиста или, в крайнем случае, военного… Раздобыть бы «берцы»… Эх, а действительно, спецобувь была бы очень кстати…

Так! Где можно достать спецобувь и спецодежду? «Динамо», «Ждановичи», спортмагазины, спецмагазины… Надо зайти на досуге… Действительно, там должно быть столько всего полезного! Как раз рядом стадион «Динамо».

В лицах все новых и новых выживших ярко читалось непонимание и отрицание происходящего. Одни были похожи на безумцев, потерявших веру в жизнь. Другие – на мудрецов, в одно мгновение осознавших смысл бытия и от этого добровольно решивших отказаться от всего разом. Впрочем, таких были единицы. Третьи не верили в произошедшее и непонимающе смотрели по сторонам, пытаясь увидеть сквозь пелену какую‑то свою фантазию, воспоминания… Были и другие, с другими выражениями, эмоциями или без оных… Многие уже стали чем то еще, чем то другим, но еще оставались людьми и пытались схватиться за свой прежний образ… Все были кем угодно, но только не самими собой. Или наоборот, они стали теми, кем были на самом деле! Это ближе к истине! Только длительное время находясь в критической ситуации, человек становится сам собой. Меня осенило – они все просто не хотят жить! Возможно, каждый из них еще совсем недавно боролся за свою жизнь, за жизнь своих близких, а, может, и просто незнакомых людей, а теперь, попав в место, полное таких же выживших несчастных, в новую ситуацию, в новый мир, почувствовал безысходность и потерял не только веру – потерял смысл, перестал бороться… Наверняка, все было по–разному и совершенно иначе, а мои догадки остались всего лишь догадками.

Нигде не было помощи – ни милиции, ни докторов, ни военных – никого, кто мог бы помочь, направить, собрать воедино, вывести из ступора. Какая‑то старушка в таком почтенном возрасте, в котором даже есть должны через трубочку, сидела на бордюре и причитала, дескать, нет теперь у нас правительства, мол, здание обрушилось и погребло отцов–основателей всех до единого… Какой бы плохой или хорошей ни была бы власть в стране, какой бы ни был строй в государстве, сейчас бы подошло все…

Зато ответ пришел сам собой, по закону знаний, к тому, кто в нем нуждался, – ко мне. Теперь я знаю точно – вокруг новый мир, в котором все предстоит начинать заново, мир, в котором все будет по–другому, мир, полный загадок и открытий, мир, полный находок и опасностей. Мир, о котором я мечтал с детства, мир, к которому стремился и который видел в снах, но к которому так и не был готов, как и все выжившие.