Глаза боятся, а руки… пакостят - страница 12

стр.

А я не могла понять, чему она так радуется? Ведь её госпожу собираются выдать замуж за абсолютно незнакомых мужчин, что тут хорошего? Даже если опустить тот факт, что их двое, и, что раннее замужество может заблокировать дар, всё равно, зачем это надо? Куда спешить? Я и в нашем мире не понимала девочек, торопившихся выйти замуж в восемнадцать, а здесь и подавно. Если ты можешь жить до трёхсот лет, то, как минимум сотню смело можно посвятить себе. Путешествовать, узнавать новое, общаться с интересными людьми, жизнь ведь только начинается! А так… выйти замуж в двадцать и… всё. И что дальше? Сидеть дома? Рожать детей? Пелёнки, распашонки и обвисшая грудь к тридцати? Вот честно, не понимаю всей этой суеты вокруг замужества, особенно когда брак договорной. Не знаю, зачем это надо тем мужчинам, подозреваю, тут тоже не всё так просто, но мне такое счастье точно без надобности. Придётся им поискать другую жену! Учитывая, как многие девушки стремятся выйти замуж, думаю, проблем с кандидатками у них не возникнет, тем более, если они и в самом деле такие красавчики, как говорит служанка. Да хоть та же Мелиса! Сестрица точно будет не против, пусть на ней и женятся!

Пока я предавалась философским размышлениям о вреде брака для неокрепших и ненагулявшихся личностей, Кати времени зря не теряла. Она доставала из шкафа платья и придирчиво их осматривала, выбирая, в каком мне лучше отправиться на обед. Судя по откинутым в сторону вещам, вкус у девушки был. Странно только, что она позволяла Амелии их носить, могла бы хоть намекнуть, что этот оттенок розового рыжим не идёт. Хотя, возможно, она и намекала, мне-то откуда знать, да её не слушали. Не исключено, что служанка мудро не вмешивалась в отношения между сёстрами или даже боялась оспаривать суждения Мелисы. Всё может быть. Впрочем, сейчас наличие некоторых ужасных платьев в гардеробе мне только на руку.

Вытащив из кучки отвратительных нарядов самый, на мой взгляд, безвкусный, я решительно заявила Кати, что на обед надену именно его.

На девушку было жалко смотреть.

– Но, леди Амелия, может лучше это белое? – умоляла она, перебирая симпатичные платья. – Или это, светло-зелёное? Оно подойдёт к вашим глазам!

Но переубедить меня не удалось. Если уж я настроилась предстать в самом неприглядном виде, я это сделаю. Пусть женишки дважды подумают, стоит ли брать меня замуж…

На обед я спускалась в пышном розовом платье, обильно украшенном бантиками и цветочками, мои волосы были гладко причёсаны и собраны в пучок, Кати чуть не плакала, пока всё это творила. Макияж, завершивший образ, наносила уже я сама. Сильно выбелила пудрой лицо, а затем ярко нарумянилась. Повертевшись у зеркала, я осталась довольна собой и мысленно потёрла руки в предвкушении. Как оказалось, даже кукольную внешность Амелии можно качественно изуродовать, если подойти к делу с душой. То, что нужный эффект достигнут, подтвердили и вытянувшиеся физиономии сестрицы и родителей, стоило им меня заметить.

Молодой, внешне симпатичный черноволосый мужчина, как я полагаю, отец, сидевший во главе стола, даже побледнел. На его лице читалась нешуточная борьба с самим собой: поприветствовать меня, как дочь, согласно этикету, или сделать вид, что мы вообще незнакомы? Женщина, восседавшая по левую руку от него, леди Каталина, покраснела от злости и сжала губы в тонкую линию, зато Мелиса выглядела довольной. Она занимала место по правую руку от отца и прямо напротив двух красивых мужчин, в которых стреляла глазками, а сейчас и вовсе гордо выпятила грудь и соблазнительно заулыбалась. О, а это, похоже, и есть женишки?! Я перевела взгляд на двух сидящих рядом мужчин. Что ж, вынуждена признать, служанка, объявившая их красавчиками, не преувеличивала. То, что мужчины родные братья, стало заметно сразу, так они были похожи – оба темноволосы и кареглазы, с тонкими, аристократичными чертами лица и красиво очерченными губами. Торговцы? Очень сомнительно, скорее аристократы в энном поколении. Ещё меня смущало какое-то несоответствие в их внешности, над их головами клубилась странная мутная пелена, сквозь которую что-то проглядывалось, только что именно, мне от двери в столовую, где я стояла, ожидая приглашения, было не разобрать.