Глаза Мидаса-младшего - страница 3
— А ну отдай!
Предприимчивый мальчик продолжал пятиться, держа попавшую в заложники кассету в руках и направляясь к туалету.
Маленькое зеленое сооружение размером с телефонную будку распространяло один из тех ароматов, что запоминаются до конца жизни. Джош распахнул дверь, и удушающая вонь незримыми пальцами смерти потекла наружу.
Бертрам бросился было к нему, но мальчик занес над дырой руку с кассетой:
— Еще один шаг, и она летит вниз.
Кевин, все еще в железном Тройном Нельсоне, стал свидетелем того, как Джош Уилсон заставил Бертрама Тарсона онеметь. О таком рассказывают внукам.
— Ну, Джош, мы же только шутили! — проныл хулиган. — Ты ведь этого не сделаешь, правда?
Тот улыбнулся:
— Заключим сделку. Я отдам тебе твою музыку, если ты отпустишь Кевина и отдашь ему очки. — Бертрам не ответил. — Предложение действует пять секунд.
Хулиган посмотрел на своего подпевалу и кивнул. Хэл швырнул заложника на землю, и тот судорожно вдохнул.
— Хорошо, — сказал Джош, — а теперь очки.
— Сначала кассета.
— У тебя три секунды.
Лишенный возможности торговаться, Бертрам швырнул очки их владельцу. Джош кинул хулигану кассету, выполняя свою часть сделки — что в данной ситуации было не очень-то разумно.
— Берегись! — крикнул Кевин, но было слишком поздно. Громила схватил незадачливого шантажиста за горло и со стуком впечатал его в стену туалета:
— Ты тронул мои песни! — с красным лицом заорал Бертрам. — Никто не прикасается к моим песням! — Хэл открыл дверь уборной, и стало очевидно, что они задумали.
Хулиганы головой вперед потащили Джоша к дыре.
— Послушайте! — воззвал тот. — Вы не можете так поступить! Подумайте о вашей совести!
— У нас ее нет.
Тогда Кевин кинул шишку. Она со свистом пролетела по воздуху и отскочила от затылка Бертрама.
Хулиган медленно повернулся к мальчику, с решимостью снайпера стоявшему на другом краю поляны. С Кевина было достаточно. Внутри него как будто загоралось что-то очень и очень взрывоопасное.
— О Боже! — сказал Джош, осознав, что друг настроен серьезно.
Бертрам только угрюмо улыбнулся неуклюжим потугам Кевина выглядеть храбрецом:
— Ты кинул в меня шишку, Мидас?
Кевин, не дрогнув, сдвинул очки на лоб, и прорычал два слова:
— Твою мать.
Улыбка хулигана потухла. Больше его музыки для Бертрама значила только мать. Он выпустил Джоша, совсем про него забыв, и со сжатыми кулаками уставился на обидчика. Его лицо налилось кровью, а все тело дрожало от ярости:
— Чего-чего ты там говоришь про мою мать?
Кевин тоже сжал кулаки и приготовился к драке. Он посмотрел с другого конца поляны прямо на Бертрама и выстрелил от бедра:
— Твоя мать — сосновая шишка.
В сотне ярдов, на стоянке, мисс Аргус, учительница математики, с любовью вычищала жвачку из волос мистера Киркпатрика. Эта маленькая хирургическая операция была столь увлекательна, что ни они, ни остальные учителя, наблюдавшие за священнодействием, не обратили внимания на Йена Аксельрода, который в конце концов нашелся, выбежал из леса и объявил: «Эй, народ, Бертрам дерется с Кевином Мидасом!»
Через несколько секунд все двадцать детей исчезли со стоянки и бросились в лес, чтобы не пропустить битву века.
Мальчишки катались в грязи, нанося удар за ударом. В мгновение ока их окружила орущая толпа детей, счастливых от того, что хоть кому-то наконец набьют морду. Джош попытался растащить дерущихся, но Хэл применил Тройной Нельсон.
Да, Кевин взорвался — он весь обратился в ярость, находя в себе больше силы, чем мог подозревать. В кои-то веки он осмелился бросить вызов Бертраму! Наконец-то, после стольких лет, хулиган получит то, что заслужил, — унижение от рук Кевина Мидаса!
Но, как случается, одной ярости было мало. Бертрам был просто-напросто крупнее и сильнее — и весь праведный гнев мира не изменил бы этого.
В конце концов хулиган одной рукой обхватил соперника за шею, а другой поднес к его рту шишку:
— Открой пасть, Мидиот!
— Иди к черту! — вызывающе крикнул Кевин. Хулиган воспользовался этим и запихнул шишку мальчику в рот, так что щеки у того раздулись, как у бурундука.
Бертрам отпустил жертву и отступил назад, чтобы полюбоваться делом рук своих. Тут все, кроме Джоша, принялись смеяться — даже Николь Паттерсон, девочка, в которую Кевин был не очень-то тайно влюблен. Унижение было больнее, чем синяк под глазом и запекшийся рот.