Глазами матери - страница 3

   А ведь Вера сразу почуяла, как только получила то первое и единственное письмо - неладное что-то с Ваней. Кинулась на другой день к военкому, требовала, умоляла позвонить в часть сына, чтобы узнать хоть что-нибудь. Какое там... Сообщили только через неделю. Пневмония. Двух солдатиков спасти не смогли, в том числе и Ваню.

   Ночью металась. Просыпалась и думала. Просыпалась и снова думала.

   Про жизнь Вера окончательно решила, что нескладная она у неё получилась. Что по-простому, по-человечески и хозяйка, и мать из неё вышли непутёвые, оттого, наверно, и замуж никто не взял. Ваню родила поздно, в тридцать почти. Продала комнатёнку в городе и перебралась в деревню. Не долго выбирала, поехала туда, где работа нашлась. Про родную деревню даже и не подумала, запали в душу сердобольные слова той бабки.

   Жила что в городе, то и в деревне - обособленно. С приблудными котами, да дворовыми собаками всегда ладила лучше чем с людьми. Деревенские недобро косились на её привычку всё свободное время проводить в ближнем лесу, но Веру это не волновало. Только в лесу дышалось ей легко и свободно, не с людьми. Немного переживала, что сын растёт таким же скрытным и нелюдимым, как она. Но ведь для того в деревню и перебралась, чтобы вольнее ребёнку дышалось.

   Успокоилась и вздремнула Вера лишь на рассвете под совсем давние воспоминания. Всплыло чудное. Как в раннем детстве обычные люди запросто оборачивались перед ней зверьми, зримо, сказочно и вполне явственно. Вот, например любимая воспитательница в детском саду, Даша - нерасторопная растрёпанная упитанная курочка. Шебуршит, шебуршит, а потом вдруг понесётся куда-то со всех ног - опять опаздывает. Зато незлобива и пахнет от неё почти всегда хлебушком. Другая - Карина, большая злая крыса. Даже не серая, а почти чёрная. Держись у крысы всегда за спиной. Если выцепит лакированным глазом - беда. Убежать не успеешь, даже мёртвой прикинуться бесполезно. Крыса умная, злопамятная и на расправу скорая.

   Вырастая Вера научилась подавлять в себе неуёмную фантазию, и вообще сторонилась людей. Общалась иногда только с теми редкими добряками, что и сами всегда по наивности натыкались на недоброе отношение окружающих.

   Командир в красивой форме седовласый, но моложавый. Представляется полковником. В кабинете приятный запах дорогого табака. Взгляд у командира умный, вежливый. Старается седовласый держаться подтянуто-строго, а всё равно неловкость и шершавая отстранённость так и сквозят в движениях, и в словах. Сер он и невзрачен для нового мозаичного мира. Чует Вера жалкие потуги седовласого, вязнет он в словах как в болоте, когда говорит с ней о сыне.

   Входит ещё один военный, судя по тому как важно себя несёт, тоже в большом чине. С Верой здоровается, но в глаза не смотрит. Внутренне подобралась, затвердела.

   - Такое дело, товарищ полковник, нет его... и не отпускают.

   - Не тяни, - выхлёстывает сквозь зубы седовласый.

   - И не ЧП, говорят, несчастный случай по-сути, а у них учебный план.

   Говорят оба скоренько, что молоточками отстукивают. Вошедший, холёный да гладкий, стоит напротив командира через стол, нетерпеливо перетаптывается, показывает всем видом, что спешит, уходить ему пора. И разговор, как-будто пустячный, по-быстрому его завершить и разойтись надобно.

   Вера засомневалась: о том ли мужчины говорят, помнят ли, что она тут? Даже когда командир обратился прямо к ней:

   - Вера Фатеевна, мне очень жаль, но прапорщика Зубова нет в части, он в командировке и в ближайшее время вернуться не сможет. Если хотите, Вы можете поговорить с рядовым составом, с ребятами, которые начинали служить рядом с вашим сыном, - он наткнулся на Верин взгляд и выругался. - Бюрократы, будь они неладны! Ну, не зависит от меня возвращение прапорщика раньше срока.

   Седовласый пытался вплести участие в голос, но слова всё равно звучали равнодушно-ровно. Вере даже показалось, что он сейчас глянет на часы и продолжит тем же неизменным дробным тоном: извините, на этом всё, у меня совещание. Холёный по-прежнему смотрит куда угодно, только не на Веру.