Глобальные трансформации современности - страница 22

стр.

Такая позиция (если сравнивать с теориями современных российских мыслителей) наилучшим образом согласуется со взглядами Г. С. Померанца, отмечающего, что дифференциацию сфер человеческой деятельности, при их последующем автономном, но взаимосвязанном и скоординированном в рамках интегрального целого развитии, чрезвычайно удобно рассматривать в качестве лейтмотива исторического процесса32.

Это не означает, что развитие средств производства утрачивает значение маркирующего знака определенной ступени развития. Для древнейших, известных лишь благодаря археологическим исследованиям эпох, у нас, как правило, просто нет иных индикаторов. Однако с того момента, когда в руках ученых оказывается больше источников информации, в особенности же, когда они (с появлением письменных источников) становятся качественно более разнообразными, появляется возможность параллельного и взаимокоррелируемого исследования нескольких переменных: развития форм хозяйства, общества, религии, искусства, позитивных знаний и пр. Соответственно, возникает проблема координации этих переменных с целью выделения стадий исторического процесса.

Г. С. Померанц предлагает положить в основу периодизации степень дифференцированности социокультурной системы как таковой. Тогда состояние отдельных ее сфер (субсистем) следует выводить не одно из другого, а из целостности самой структуры, в которую они входят. При этом развитие целого не опережает развития частей. Наоборот, что–то новое, как правило, возникает в какой–то отдельной сфере и из нее воздействует на все прочие субсистемы (а те, в свою очередь, и на породившую первоначальный импульс) так, что со временем вся система как таковая восходит на новую ступень развития. Центральной переменной может быть любой параметр, который в данное время отчетливо выражен. Но дело, в сущности, не в нем как таковом, а в трансформации системы, взятой в ее структурно–функциональной целостности.

Исходя из вышесказанного, становится вполне понятным, что социальные, культурные или экономические феномены вовсе не являются непосредственно производными от каких–либо «базовых» (определяемых в качестве таковых в соответствии с мировоззрением исследователя, т. е. априори — субъективно) явлений. Более того, одинаковым реалиям одной сферы в разных обществах соответствуют различные, в достаточно широком диапазоне, формы проявления других. Так, к примеру, верхнепалеолитические охотники приледниковой зоны Западной Европы и Северо–Восточной Азии практиковали приблизительно одинаковый образ жизни, однако в первом случае мы видим высокие образцы изобразительного искусства, почти отсутствующего во втором. Или, с другой стороны, как показала О. Ю. Артемова, при подобных формах хозяйственных занятий и одинаковом уровне материальной обеспеченности аборигены Австралии имели чрезвычайно сложную систему социальных (в особенности брачных) отношений, тогда как бушмены отличались их простотой33.

Поэтому следует признать, что определенной ступени развития производительных сил (как и уровню социальной интеграции или степени творческой активности) соответствует не один определенный тип, а целый спектр возможных типов общественных отношений, форм культурной жизни и т. д. Раннепервобытные охотники и собиратели могут быть и вполне эгалитарными, как бушмены, и сильно ранжированными, подобно аборигенам Австралии. Они могут иметь развитые формы тотемизма, как вторые, или вовсе не знать его, как первые. Однако система научных знаний или парламентаризм, индустриальное производство или кинематограф на их стадии развития появиться не могут.

С другой стороны, мировые религии могут исповедовать и кочевники, и представители современной городской культуры, однако среди их адептов не может быть раннепервобытных охотников и собирателей (кроме, естественно, тех, кто кардинально изменяет весь свой жизненный строй под внешним воздействием цивилизации). Точно так же философия или авторская лирическая поэзия, возникающие в условиях духовного сдвига «осевого времени», имеются и в наше время, т. е. соотносимы с реалиями последних двух с половиной, максимум трех тысячелетий. Однако на более ранних стадиях человеческой истории они не встречаются.