Глоток горькой воды - страница 4

— Проверил три. Ты думаешь, так легко бегать по заповедникам и брать пробы? Я найду, не переживай.

Ты зовёшь меня раз за разом, и я прихожу. Ты шепчешь, и я возвращаюсь из небытия; ты умолкаешь — и я замираю во сне, который может продлиться тысячи лет. Лишь по слову твоему я снова перестаю быть прахом, лишь по воле твоей костям моим не суждено рассыпаться, даже если ты замолчишь навечно.

Когда-то у меня была иная жизнь; когда-то у меня была — жизнь. Отец и мать различали меня и меня, называя не Левый и Правый, а человеческими именами, но я не помню их. У меня есть память, но в ней лишь ты. Я помню дворец алкмаарского владыки светлым и убранным в шелка, но он милее мне затянутый паутиной и мрачный, с тёплым гнилостным духом.

Как же меня звали, когда я был алкмаарцем? Звали же как-то; это интересно даже сегодняшним людям, значит, наверное, должно быть интересно и мне? Но нет; у меня осталось лишь одно любопытство: я хочу почувствовать трепет их душ, когда ты зашепчешь в их головах.

— Ашшшш, — шепчешь ты, и мне хочется улыбаться.

— Ганннн, — гортанно тянет твой голос, и потом ты тихо смеёшься.

Аш Ган. Ашган — это я. Я здесь. Я ещё послужу тебе. Я полон любви, которая не кончается.

Разговор с полицией вышел непростой, но репутация корпорации «Джевеллин» вкупе с неопровержимыми доказательствами подлога сделала своё дело. Эгберт нашёл нужное болото и даже отыскал улики, после чего Конрад, собственно, и пошёл к полисменам, притащил их на место и показал следы преступления.

— Да, — кивал седовласый эксперт-криминалист, — вы совершенно правы. Здесь из болота доставали большой предмет, вот на этой полянке возились с ним, видимо, очищая от грязи или скрепляя кости, а потом увезли на большой машине. Предположительно двое или трое человек, след протектора чёткий, несколько следов обуви… Видимо, болото просканировали металлоискателем и обнаружили там что-то… Давайте-ка и мы посмотрим… О! Видите, видите? Там, на дне, много металла. Видимо, когда-то поблизости было сражение, и потом тела погибших спихнули в трясину. Я думаю, надо вызвать археологов и прочих историков, им здесь есть что делать.

Следователь, недовольно поджимая губы, признал, что наиболее вероятна версия о недобросовестной конкуренции, и отправился писать постановления о назначении экспертизы найденных улик. Конрад был очень доволен: происки врагов не увенчались успехом, а «Джевеллин» теперь не просто вне подозрений, а добропорядочный фанат справедливости и радетель за науку. И конкурентов удалось пнуть, правда, пока неизвестно каких. Впрочем, не исключено, что всех: полиция же начнёт дёргать каждого, кому могло быть выгодно напакостить «Джевеллину».

Вот и пусть дёргает. А Конрад тем временем займётся подготовкой наукоёмкого открытия торгового центра. С шоу и шикарной инсталляцией. Все газеты напишут, все каналы покажут! Торговый центр «Алкмаар-плаза», связь времён, наследие предков, большой музейный зал… Да, это прекрасная идея! И начальство очень заинтересовалось: музейная экспозиция в торговом центре, с возможностью проводить выставки и научные конференции, — это приток не только местных покупателей, но и туристов, и учеников со студентами.

Конрад сам немного посмеивался над собой, но не мог не признать: он полюбил странный скелет, который привык уже считать своей личной находкой. Ему хотелось показать необычное существо, жившее тысячи лет назад, другим людям, чтобы им восхищались, и недоумевали, и, может быть, даже пугались его. В голове уже роились образы: положить скелет на роскошное ложе, чтобы показать, что он был царём? Или, напротив, на стеклянный параллелепипед — символ хрупкости? Или пустить вокруг него голограммы других известных находок из Алкмаара? А наверху — бесконечное звёздное небо, взирающее на мир вот уже который миллион лет…

Ужасно хотелось это с кем-нибудь обсудить, но горький жизненный опыт научил Конрада, что говорить о своих рабочих делах со знакомыми — только портить отношения. Глаза собеседника почти сразу стекленеют, сознание уносится в дальние дали, и он только и ждёт, когда же ты наконец замолчишь. Не общение, а сущая мука для обоих.