Глубокий минус - страница 9

Розовый туман исчез так же мгновенно, как и наступил – никому еще не удавалось уловить тот момент, в котором происходило это преобразование и хронокар вновь возникал в историческом времени. Колин выключил ретаймер и сладко потянулся.

Затем он влез в отделение ретаймера и потрогал ладонью рест. Горяч, но еще не настолько, чтобы следовало бояться всерьез. Все-таки у них колоссальный запас прочности. Затем Колин открыл дверцу и выбрался на землю третичного периода.

Было раннее утро. Овальное солнце, потягиваясь, разминало лучи. Петька спал в палатке, голые пятки торчали из-под синтетика. Юра стоял рядом и глядел на пятки, во взгляде его было вдохновение. Он оглянулся в поисках прутика, но прутика не было, и Юра присел и с наслаждением пощекотал пятки мизинцем. Пятки втянулись, из дверцы в противоположном конце палатки показалась голова.

– Где у тебя ресты?

– Какие?

– Такие, – сказал Юра. – Те самые ресты. Мои. Которые тебе оставил Сизов.

– А он не оставлял, – сладко простонал Петька и закрыл глаза. – Он торопился. Я погрузил контейнеры и он отбыл. Будет через два дня с лишним. А зачем вам ресты?

Колин посмотрел на Юру взглядом, хлестким, как плеть. Мальчишка стоял с опущенной головой. Колин хотел кое-что сказать, но промолчал и только сплюнул.

– Ладно, – сказал он затем, приведя мысли в порядок. – Проверьте все батареи, как здесь с запасом энергии.

Он присел около Петькиной палатки, пока оба парня, кряхтя, лазили вокруг оставшегося контейнера. Хорошее настроение исчезло, словно его никогда и не было. Вообще, конечно, глупо – поверить так нелепо, на скорую руку сконструированной фантазии относительно того, что Сизов найдет пакет и оставит его Петьке. Наивно, конечно. С другой стороны, пробиваться к Сизову надо было так или иначе. Так что горевать пока нечего. Вот если не удастся пробиться…

– Ну долго там? – спросил он.

– У нас готово, – чуть испуганно, как показалось Колину, проговорил Петька. Он подошел и остановился в нескольких шагах. – Слушай, парень мне все объяснил. В общем, невесело, а?

– Да, – сказал Колин.

– Но, может быть, вы его еще поймаете…

– Ветра в поле.

– Да нет… Сизов будет брать два контейнера в миоценовой группе. Так вот, там он наверняка наткнется на ресты.

– Понятно, – сказал Колин. Он оживился: ну, еще один этап они, может быть, проскочат без приключений. А там, если Сизов и в самом деле полезет в багажник… – Ты правда так думаешь? – строго спросил он. – Или только утешаешь?

– Вот ей-богу, – ответил Петька.

– Тогда мы поехали. Позавтракаем в дороге.

– Давайте. Поезжайте поскорее. Буду ждать вас.

– А ты не спи, – сказал в ответ Колин. – Работай. Из глубокого минуса данные есть, остановка за вами. Срок экспедиции истекает. Ну, удачной работы!

– Счастливо! – откликнулся Петька.

Снова настала розовая тьма. Теперь Колин больше не думал о сне – за рестом надо было следить, ни на миг не спуская глаз с барохронов. Указатели давления времени, которые раньше казались неподвижными, теперь плясали, отмечая флуктуации плотности. От этих явлений можно было ожидать всяческих неприятностей.

Хронометр неторопливо отсчитывал физические секунды, минуты, часы. Колин сидел; и ему казалось, что с каждым движением стрелки он все больше тяжелеет, каменеет, превращается в инертное тело, которое даже посторонняя сила не сразу сможет сдвинуть с места, пусть и при самой крайней надобности. Сказывалось расхождение между напряжением нервов (его можно было сравнить с состоянием средневекового узника, голова которого лежит на плахе, и топор занесен, но все не опускается, хотя и может обрушиться в любую минуту) и вынужденной неподвижностью мускулов всего тела, для которого сейчас не было никакой работы – никакого способа снизить нервный потенциал. Колин подумал, что руки у него, по сути дела, так же связаны, как и у только что придуманного им узника. Да, невеселое положение…

– Сходи посмотри, как там рест, не очень нагрелся? – сказал Колин, хотя термометр находился у него перед глазами. Ничего, пусть парень сделает хоть несколько шагов, все-таки разомнется. Сам, и то устаешь, а новичку, наверное, и вовсе невыносимо: ведь ощущения движения нет совсем, все тот же розовый туман за бортом, и можно верить, глядя на приборы, что ты перемещаешься, – ощущать этого нельзя, к этому долго не привыкают. – Посмотри, равномерно ли греется, – сказал Колин вдогонку.